Сказка про птичку и девочку

Сказка про птичку и девочку

Автор: Татьяна К.

В некотором царстве, в некотором государстве жила была птичка. И она была настолько маленькая, что очень грустила от того, что не может ничем никому быть полезной. Птичка умела очень прекрасно петь. Так, что когда она пела, все вокруг дивились этому пению, и даже у злых людей на глазах появлялись слезы умиления, и они становились добрее. Но сама птичка этого не понимала, и была печальна от своей, как ей казалось, никчемности.

Однажды летала птичка по лесам, по лугам и оказалась возле одного небольшого дома. Окна были открыты, и птичка залетела в дом. Сначала ей показалось, что в доме никого нет, но после она услышала странные звуки и увидела, что на кровати лежит маленькая девочка и плачет. Птичка подлетела к кровати, села рядом и запела. Девочка, услышав прекрасное пение, удивилась, откуда оно, перестала плакать и увидела рядом с ней птичку. Она слушала это пение, и ей становилось легче на душе.

- Отчего ты плачешь? – спросила птичка девочку, перестав петь.

- Понимаешь, я лежу в постели целыми днями, потому что у меня болят ножки и мне грустно оттого, что я не могу быть ничем полезной.

- Как я тебя понимаю, – сказала птичка, - я тоже такая маленькая, что не могу ничем быть полезной.

- Но ты так прекрасно поешь! – сказала девочка. – Ты можешь и меня научить так петь?

Птичка обрадовалась, что может помочь девочке и согласилась. Она стала учить девочку пению. Не ясно как, но они понимали друг друга, и девочка быстро схватывала то, чему учила ее птичка и постепенно тоже начинала петь вместе с ней. Она совсем забыла про свою печаль и боль, и ей от пения становилось легче.

В это время мимо дома проходил один человек. Он услышал прекрасное пение, постучал в дверь и зашел в дом.

- Кто же здесь так прекрасно поет? – спросил человек.

- Мы, – ответила девочка.

- Кто же мы? Вижу, ты одна здесь, а пение такое, словно несколько человек поют.

- Нет, я не одна. Со мной вот еще птичка, – девочка указала на маленькую, сидевшую рядом птичку, которую сначала не заметил человек.

- О, диво дивное! – удивился человек. Сам Бог мне вас послал. У меня к вам будет одна просьба.

- Какая? – спросила девочка.

- Тут недалеко закончили строительство храма, сегодня вечером уже будет первая служба, а у нас петь некому. Может ты могла бы со своей птичкой помочь нам?

- Конечно! С радостью! Мы поможем! – обрадовалась девочка. Но тут же погрустнела, вспомнив, что она не может ходить.

- Вот только… наверное не получится, – с грустью сказала девочка. – Я ведь не могу ходить, как же я дойду до храма.

- Ничего страшного, – сказал человек. – Ты такая маленькая, что я буду носить тебя в храм на службы, и после относить домой.

Девочка и птичка очень обрадовались, и все втроем направились в храм, поскольку совсем скоро должно было начаться воскресное всенощное бдение.

Людей в храме было пока совсем мало. Девочке показали все необходимые для богослужения книги, и она быстро смогла во всем разобраться. А как это сделала птичка, пусть останется для нас тайной, ведомой лишь Всемогущему Господу.

Когда началась служба, и они запели, это было настолько прекрасно, что люди, просто проходившие мимо, не могли не зайти в храм, чтобы послушать дивное пение девочки и птички. Постепенно, служба за службой прихожан в храме становилось все больше.

Девочка пела и радовалась, что, наконец, может приносить пользу. Вот только печалилась, что не может приложиться ни к одной из икон, когда видела, как это делали другие люди. Она была очень скромная и не хотела никого обременять тем, чтобы ее подносили к иконам. Но Господь, зная ее печаль, внушил человеку, который носил ее на службы, помочь девочке, и человек сам предложил ей, поднести ее к иконам. А совсем скоро прихожане все вместе подарили девочке коляску, с помощью которой она могла теперь сама подъезжать к иконам и находится возле них сколько угодно долго, никого не обременяя. Девочка сильно обрадовалась и благодарила Спасителя, Богородицу и всех святых, изображенных на иконах.

Так прошло лето. Наступила осень. Птичка сказала девочке:

- Мне нужно будет совсем скоро покинуть тебя, ведь я улетаю в теплые края и не смогу больше петь с тобой.

- Как же так? Как же я буду петь без тебя, – опечалилась девочка.

- Не знаю, – ответила с грустью птичка. – Придется тебе кого-то искать.

- Ах, ну как же я буду искать, ведь я ходить не умею и даже в школу не могу из-за этого пойти, чтобы найти себе друзей, – говорила почти плача девочка.

- Ты только не плачь, – пыталась успокоить ее птичка, не зная, что еще она может сказать девочке. – Вы люди много так всегда обо всем заботитесь. Я вот ни о чем не забочусь, летаю себе, пою, радуюсь миру, восхваляю Того, кто сотворил этот мир и все у меня есть, и чем питаться, и где от дождя спрятаться. Попробуй тоже так и наверняка Он тебя не оставит.

Девочка, правда, не знала, что она сама может сделать и в храме после службы она долго оставалась перед иконой Богородицы, моля Ее о помощи. Никто из прихожан не тревожил девочку. Так случилось, что девочка заснула возле иконы. И снился ей сон. Красивая Женщина в белом одеянии обращалась к ней, говоря:

- Зачем же ты так печалишься? Неужели ты думаешь, что Я и Отец твой Небесный оставим тебя? Ты пойдешь в школу и найдешь там, что ищешь.

Девочка хотела спросить, как же она пойдет, но не успела и проснулась. Она смотрела на икону и узнала на ней Женщину, Которая обращалась к ней во сне. Совершенно не помня, что она не умеет ходить, девочка встала с коляски и сделала перед иконой земной поклон, сама еще до конца не осознавая происходящее. Люди, находившееся в храме, сначала испугались и хотели поддержать девочку, помня, что она не умеет ходить, но убедившись, что девочка прекрасно стоит на ногах, остановили свой порыв, стали креститься и прославлять Господа. Девочка, радуясь, что может ходить, стала подходить ко всем иконам в храме, делать земные поклоны, прикладываться к ним и благодарить Бога, Богородицу и всех святых за оказанную ей милость. Она радовалась, смеялась и никогда еще в жизни не чувствовала себя настолько счастливой. Она выбежала на улицу, стала бегать и петь, славя Господа. Какое же это счастье – просто уметь ходить! И птичка, ее подружка, прилетела к ней, пела с ней и радовалась за нее. Теперь она могла спокойно улететь, они обе понимали, что сказанное Богородицей во сне обязательно исполнится.

И вот наступила пора идти в школу. В школе были разные дети, и добрые и озорные, но девочка обладала таким характером, что всем нравилась и никто ее не обижал. Девочка помнила, что найти себе певчих она должна в школе и размышляла, как бы это могло произойти. Настал черед урока музыки. Учитель по очереди прослушивала каждого из детей, а когда стала петь девочка, все дивились ее голосу и красоте пения. Самой же девочке во время прослушивания очень понравилось, как пели одна девочка и мальчик. После уроков она подошла к ним и рассказала про храм, о том, что нужны певчие и спросила, не хотели бы они петь на службах вместе с ней. Дети заинтересовались предложением девочки и согласились.

Все вместе они собирались, и девочка обучала их церковному пению, премудрости которого были открыты ей самой свыше. Детям это очень понравилось и в ближайшую субботу они втроем стали петь на всенощном бдении и на следующий день на литургии. У них пока не получалось все так складно и без ошибок, но они очень старались и Господь помогал им, видя их усердие. С каждой службой их совместное пение становилось все лучше и лучше, а девочка непрестанно благодарила Богородицу за помощь.

 Однажды в школе, на новогодние каникулы, дети поехали на экскурсию на завод елочных игрушек. Там девочка, сама не понимая почему, не отводила взгляда от одной женщины. Не понимая, что ей руководит, она подошла к женщине и спросила ее:

- Как вас зовут?

Женщина, увидев девочку, удивилась и обрадовалась одновременно. Пытаясь обнять девочку, она воскликнула:

- Дочка моя! Родная, ты нашлась!

- Мамочка, – сказала девочка, они обнялись и заплакали.

Женщина рассказала девочке, как обманным путем их разлучили, и она долго искала ее и никак не могла найти, потеряла уже все надежды, и вот такое счастье.

Они вместе пошли домой, и очень много общались. Девочка рассказала про чудо, которое с ней случилось, и она начала ходить, про птичку и про пение в храме. Мама девочки сказала, что когда-то сама пела в храме и управляла церковным хором. Сама она обладала прекрасным голосом, вот и девочке передался талант матери. Теперь мама тоже стала петь с дочкой на службах и управлять их детским составом.

Но и на этом радости не закончились. Однажды во время церковной службы, которая как обычно сопровождалась прекрасным пением, в храм пришел некий мужчина, которого ранее никто не видел. Он слушал хор и казалось ему в этом пении что-то очень родное и знакомое. Когда, после службы певчие спустились с клироса, мужчина узнал в женщине, маме девочки, свою жену. Тогда он понял, отчего что-то родное было в пении, ведь звучал так знакомый ему голос. Женщина тоже узнала его, они оба не смогли сдержать слез радости. Разлука когда-то настигла их против их воли и вот наконец-то они снова были вместе. А девочка теперь обрела не только мать, но и отца.

Когда наступила весна, снова прилетела птичка. Она свела гнездо возле их дома, и стали они все вместе жить долго и счастливо, славя Господа.

Записки начинающей регентши - Таинственная литургия

Таинственная литургия

Именно так мне хочется назвать Литургию Преждеосвященных Даров. Подумать только, всё время после совершения воскресной литургии, на которой приготовляются Христовы Тайны для литургии на среду и пятницу, они находятся в храме. Христос непосредственно находится всё это время в храме! Ясно, что Он всегда невидимо с нами предстоит, но здесь ощущается более тонко, каким-то ещё неизъяснимым образом Его особое присутствие. Здесь есть некая особая тайна. Душа это чувствует, человеческий ум объяснить не в силах. Отчего же так трепещет эта душа, когда поешь «Ныне Силы Небесныя с нами невидимо служат, се бо входит Царь Славы, се жертва тайная совершена дориносится. Верою и любовию приступим, да причастницы жизни вечныя будем. Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа», отчего охватывает неизъяснимое чувство?! Потому что, как и поётся, входит Царь Славы, входит живой Христос. Ведь на литургии Иоанна Златоуста или Василия Великого во время пения Херувимской песни выносятся ещё не освященные Дары (в Чаше находятся пока хлеб и вино), а на этой литургии, составленной святителем Григорием Двоесловом, они уже освящены (в Чаше Тело и Кровь Христовы). Именно поэтому литургия не включает в себя Евхаристический канон. 

И отчего же я недостойная, которая лишь только в начале Великого поста первый раз в жизни пела на литургии Преждеосвященных Даров, сподобилась уже к концу поста проводить такую литургию (и присутствовала на ней третий раз в своей жизни)? Смотрю на это как на великую милость Божию.

Осознавая своё недостоинство я поначалу не хотела проводить эту службу, думала, что лучше на следующий год. Но кто знает, что будет с нами на следующей год и поступила по принципу «дают – бери». Ведь такая особая литургия будет совершаться теперь только в следующий Великий пост.

Удивительная закономерность, но преподаватель Н.С. снова заболела перед днём проведения службы, как и прошлый раз, когда я первый раз регентовала литургию. Но планы не были сорваны, и она попросила опытного регента поддержать меня в случае чего.

Я человек, скромный и немного стеснительный по натуре, и мне это немного мешает в регентском деле. Оказываясь с незнакомым мне человеком, я начинаю как-то смущаться. Так же произошло в начале службы, когда к третьему часу подошла незнакомая мне опытная регент, с которой мы должны были вместе петь. От этого я вела себя неуверенно, дала слишком низкий и корявый тон на 6-й глас, и мы вяло «вползли» в тропарь 3-го часа. «Ира, соберись, – говорила я себе и молилась». Ещё больше вывела меня из равновесия «новость», что на часах будет читаться Евангелие. Я просто была к этому не готова и не знала постовые опевы Евангелия. Я даже хотела отдать эту часть провести поющей со мной девушке, но подумала, что это просто смешно будет, ведь нет там ничего сложного, просто надо собраться и наложить знакомый текст на знакомую же постовую мелодию. Слава Богу, на часе шестом мы зазвучали едино.

Где-то на часе девятом подошёл уже знакомый мне очень талантливый певчий К., который должен был сольно спеть великий прокимен. Спел он его шикарно, к тому же это была сочиненная им самим мелодия, которую он дописывал прямо на службе.

Служба прошла очень быстро, словно на одном дыхании, и так всё было тихо и таинственно. Я вообще очень люблю петь в малом составе, наверное потому, что в таком случае больше сосредоточенности, благоговейности, меньше лишних разговоров.

Благодарю Господа! Благодарю настоятеля храма за возможность нам, ученикам, практиковаться на таких службах, благодарю наших преподавателей!  

Читать далее:
Веселыми ногами... и руками, и голосами

Записки начинающей регентши - Печальная правда жизни... на клиросе

Печальная правда жизни... на клиросе

Возвращаясь к вопросу «белых и пушистых», нет не зверушек… регентов. Точнее, стиля поведения регента с певчими. Где же грани этой белой пушистости, и когда можно показать зубки?

Мне думается, мы живем во время особого властвования над нами греха человекоугодия. Но как же сложно бывает определить грань между проявлением любви и человекоугодием. На клиросе тоже. Там может даже и вдвойне сложно, ведь мы имеем дело непосредственно с богослужением, мы в нём участвуем напрямую, через нас (клирос) передаются богодухновенные слова, мы являемся тем рычагом, от которого зависит общий молитвенный настрой в храме.

Отчего же столько в нас несерьёзности во время богослужения? Неужели не понимаем, что ответ за это держать будем перед Господом? Господь установил так, чтобы в богослужении было «живое» пение, то есть только с участием человеческих голосов, без музыкальных инструментов, потому что лишь человек обладает душой, он одушевленный объект в отличие от любого музыкального инструмента. Но человек начинает себя вести на клиросе так будто он какой-то инструмент – по кнопке, нажимаемой регентом, «пора петь» он поёт. Пение закончилось – он больше не в службе, он живёт в своём мире, часто ограниченном его мобильным телефоном, планшетом и т.п. Либо это мирок насущных проблем и обсуждений, кто во что был одет, какая у той новая красивая кофточка, платочек, кто куда пошёл и иные житейские вопросы. Регент включает свою кнопку «пора петь», певчий снова издаёт звуки и так далее. Получается, что певчий по крайней мере в рамках богослужения перестаёт быть одушевлённым, потому что душа его где угодно, но не с Богом. Чем он в такой ситуации лучше того же органа, который используют в католической церкви? Нет, выводом, конечно, не должно стать использование органа в православной церкви, вывод следует такой, что певчие, придя на службу, должны быть душой и сердцем в службе. Иначе ну зачем тогда пришёл? Зачем Богу такая мёртвая жертва?

Самая трудная доля при таком положении на клиросе достаётся регенту, и в этот раз совсем не музыкальная, (ну если, конечно, он сам не является любителем поболтать или зависнуть в социальной сети). Как ему поступать, чтобы и служба пелась подобающим образом, и чтобы певчих не обидеть случайно резким замечанием. Я видела на примере опытных регентов, что они дают свободу действия на клиросе (в определенных пределах само собой), не делая замечаний, при условии, если это не вредит пению. Такое можно наблюдать в правохорных составах, где профессионализм певчих позволяет им в любой момент моментально включится в пение. Ну что поделаешь, если они сами люди нецерковные, не насильно же их заставлять молиться. Но даже там случаются ошибки в пении по причине невнимательности, отвлечённости.    

Делать резкие замечания – это всё же не выход. Но регент может своим собственным примером показать, как себя следует вести на службе. Перед службой можно уделить немного времени, чтобы спокойно объяснить певчим суть предстоящей службы или напомнить, в каком важном действе они сейчас будут участвовать, можно рассказать про святого, которому служба или про празднуемое событие, разобрать тексты стихир. Чтобы люди понимали, что они не просто передатчики звуков, они в первую очередь передают слово и не просто  слово, а Божие Слово. Как-то нужно сделать так, чтобы их сердца тоже загорелись, ну если не молитвой Богу, то хотя бы просто благоговейным вниманием.

Нелегко и священникам. Не нужно думать, что болтая в своём клиросном закуточке, никто ничего не слышит? Слышит, и в первую очередь слышит священник, и это ему очень мешает. Если он ничего не говорит, то это по его смирению и терпению. Но на лице его отражается грусть и тяжесть от пустословия и празднословия на клиросе. Да, разве в нас самих не появляется пустота при болтливо прошедшей службе? И представить только, эта пустота через нас передаётся молящимся. Не страшно? Дух Святой отходит от таких нерадивых певчих, хоть они самые сложные и музыкально насыщенные произведения споют на службе, не это ценно пред Господом. У людей и Бога разные критерии оценки. «Даждь Ми, сыне, твое сердце» (Прит. 23, 26) – вот что нужно Богу.

Привить певчим любовь к службе или хотя бы просто благоговение является первоочередной задачей регента и весьма непростой. И без помощи Божией не решить эту задачу. Вдвойне трудна она для начинающих или регентов, пришедших в новый коллектив. Конечно, сразу наводить порядки и показывать, какой регент умный и молитвенный, не стоит. Этим будет вызвана лишь обратная реакция. Но как-то с Божией помощью нужно выкручиваться. Главное – не оставаться равнодушным и пытаться исправить, не впадая при этом в осуждение. Тогда найдем оправдание в глазах Бога, когда предстанем перед Ним на Страшном суде. 

Читать далее:
Таинственная литургия

Записки начинающей регентши - Великопостная служба

Великопостная служба

На третьей седмице Великого поста, в день памяти преподобного Алексия, человека Божиего, открылся второй десяток моих регентских служб. Я стала первой, кто осмелился попробовать провести великопостную службу, состоящую из великого повечерия и утрени с библейскими песнями, которые обычно вызывают ужас у певчих и регентов (потому что поются раз в год, а память слабенькая у нас, вот и выходит каждый год всё как с чистого листа). На самом деле, если разобраться, не так всё сложно, вот только уже в процессе службы мозг почему-то начинает тормозить не смотря на наличие перед тобой заранее приготовленной шпаргалки. Смотрю на неё и понимаю, что «смотрю в книгу, вижу ..».

В первый вторник, после «каникул» на первой седмице по причине чтения Великого покаянного канона, нас на клиросе собралось на удивление много, так что на партии первого и второго голосов было по два, три человека.

- Кто проводит сегодня службу? – как обычно спросила Н.С.

- Вы, – дружно ответили мы преподавателю с некоторым ужасом просматривая и изучая последование великого повечерия, которое в приходских храмах служится исключительно в Великий пост и поэтому является предметом мало изученным либо просто забытым. Я вообще была на такой службе впервые, понять бы ещё из чего она состоит. Поэтому даже вечно смелая я не решилась на проведение службы. Утреню (если не петь библейских песен) я бы осилила наверное, ведь такой опыт у меня уже был на сырной седмице, но великое повечерие вызывало у меня некоторые вопросы. Преподаватель понимала наше замешательство и со своей стороны тоже не стала никого ставить на роль регента и показала нам в этот день мастер-класс.

В следующий вторник службу проводила я. Пели мы всего лишь втроём. Служил (ах, я уже не удивляюсь) снова отец А. Так вышло, что чаще всего мои службы попадали на дни его служения. Наверное, так случается для смирения, поскольку я предпочитаю небыстрый темп, и мне было бы удобнее проводить с другим священником. Но приходится подстраиваться под темп батюшки. Из-за этого, правда, я всегда очень суетлива на службах с ним, поскольку зная, что он любит быстрый темп, спешу с задаванием тона и «гоню» стихиры.

На одном из последних занятий был немного рассмотрен вопрос родственных тональностей. По этой причине я решила, что пора бы уже и на таких службах взять в руки камертон и вести всю службу по нему, составила дома тональный план в процессе подготовки к службе. Видимо, залез в мою душу червяк по имени «я уже могу» или допустила некий помысел, что могу сама теперь справиться с помощью камертона, что скрывать, были тщеславные мыслишки. Господь смирил меня. Начав великое повечерие, как планировала, в фа-мажоре, перейдя затем в параллельный ре-минор (захотелось мне спеть «Пресвятая Богородица Владычице, моли о нас грешных» и прочие прошения именно в минорном варианте, потому что он более умилительный на мой взгляд), допускались с моей стороны ошибки в задавании тона, что даже один раз я сама запела первым голосом, вместо второго. Когда стало ясно, что священник под камертоновую тональность подстраиваться не будет, я поняла, что эта штука в данном случае мне и певчим только мешает. К концу повечерия я решила оставить его лежать спокойно на аналое и руководствоваться, как обычно, тоном священника и внутренними ощущениями. Господь ведь дал человеку дар гармонии и Он помогает эту гармонию ощутить и дать нужный тон. Резюмируя: я понадеялась на себя и на инструмент, а не на Бога, вот мне Господь и показал, какая я самостоятельная.

Служба давалась не легко. Великий пост одним словом. Продолжался период моего свободного плавания, казалось, что Господь оставил. Но умом я понимала, что это не так. Мне виделось, что всё совсем плохо, я бы поставила себе двойку за службу. Но преподаватель снова была другого мнения.

Это был период, когда надо было выстоять и не бросить дело, проверка на вшивость, если хотите. Господи, помоги!

Читать далее:
Печальная правда жизни... на клиросе

Записки начинающей регентши - "Сырный" полиелей или блажен или не блажен муж

"Сырный" полиелей или блажен или не блажен муж

Моя девятая регентская служба заставила меня ещё с одной стороны ощутить сложность регентского дела. Господь словно службу за службой показывал мне всё то, с чем приходиться сталкиваться регенту. В какой-то момент меня настигло состояние не владения ситуацией, и ко мне заглянула мысль – гостья из прошлого и настойчиво нашёптывала забытое мною «ты не тем занимаешься, брось всё это, ты не сможешь».

И лишь стоящий где-то рядом Ангел (знаю, он там точно был) говорил: «молись, продолжай, доверься Богу».

В отличие от моей первой полиелейной службы, которую я проводила внезапно, о службе на первое и второе обретение главы Иоанна Предтечи, которая так же была полиелейной, мне было известно заранее, и я имела возможность к ней подготовиться. Особенность и трудность службы состояла в том, что она выпала на сырную седмицу, а это означало некоторые изменения в последовании стандартной полиелейной службы. Основное внимание было сосредоточено на том, что на утрене добавилась постная Триодь с её трипеснцами и 2-й песней канона (которой обычно не бывает). Видно, это так затмило разум, что на последование вечерни как-то мы даже на занятии по Уставу, где мне помогали подготовить службу, не обратили особого внимания. Был сделан акцент на том, что поются «Блажен муж», «Сподоби Господи» и всё остальное, что обычно читается на вседневной вечерни.

Я была поражена и удивлена, что мне досталась такая служба – самому пророку и крестителю Иоанну Предтече. Вспомнилось, что ровно год назад этот день выпал на период Великого поста, и мы ездили в Троице-Сергиеву Лавру, где я первый раз сподобилась причаститься на Литургии Преждеосвященных Даров. И вот теперь я буду проводить такую службу! Невероятно! Я волновалась более, чем обычно.

Я пришла в храм раньше всех и начала подготавливать все необходимые книги и ноты. Увидела отца А. и поняла, что служить будет он. Батюшка спросил у меня, кто проводит службу и удостоверился, знаю ли я про особенности. Я ответила утвердительно в полной уверенности, что я всё подготовила, как нужно.

Постепенно собирались певчие. Пришла хорошо знакомая мне Н. и новый для меня бас. Того, который мило канонаршил на последней службе, и к которому я уже успела привыкнуть, к моему сожалению не было. Ведь незнакомый певчий для неопытного регента – это тоже небольшой стресс. Пела также сама преподаватель Н.С., ещё один бас и были слушающие ученики с певческого отделения.

На службу я выбрала новое для себя в плане показа песнопение «Свете тихий» Троице-Сергиевой Лавры и удостоверилась о возможности пения стихиры пророку на подобен «Радуйся Живоносный Кресте». Все кивнули, я на всякий случай напела мелодию. В этот раз я основательно подготовила показ Киевского «Хвалите имя Господне», которое в прошлый раз пришлось показывать спонтанно. Теперь была продумана каждая доля и мелодический показ, в том числе однонотное соло баса.

Началась служба. Великая ектения. «Новый» бас буквально оглушает меня своим громким пением. Но петь тише я его не прошу. Позже он уже и сам догадался. На аналое лежит последование с текстом «Блажен муж», даю тон на «Аминь» в миноре и начинаем петь псалом. «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых. Аллилуиа, ал-ли-лу-и-и-я.. ал-ли-лу...» – остановились мы как замедленная пластинка. Из алтаря буквально выскочил алтарник и прекратил наше пение. Я ничего не понимаю. Суета, недовольные лица, споры, слышу слова «читают кафизмы», вопросительные взгляды в мою сторону... Я стою в ступоре, не понимая в чём дело. Читают кафизмы. До меня почему-то словно из какого-то тумана доносятся слова, что «Блажен муж» не нужно было петь, что и стало причиной остановки нашего пения.

- Разве вы на Уставе на разобрали службу? – спрашивает Н.С. меня.

- Разобрали и помню, что была речь о том, что «Блажен муж» поётся.

Мой взгляд падает на открытые богослужебные указания и я вижу, что в них не написано «Блажен муж», как обычно бывает, если псалом следует петь. Указана лишь рядовая кафизма. «Где же был мой разум и мои глаза, когда готовила службу? – думаю я и повторяю вслух». Деликатная Н.С. берёт вину на себя, что она как преподаватель должна была удостовериться. Ведь её смутило, что на аналое лежало открытое последование Всенощного бдения, а не вседневной вечерни.

Но я считаю, что моя невнимательность подвела меня. Надо было самой ещё раз перечитать указания, в конце концов залезть даже в Типикон, если надо. Между делом обсуждается, что алтарники могли бы так резко не встревать, а дать допеть, потом бы читали кафизму, ничего бы не случилось.   

Я продолжаю находится в каком-то ступоре, мозг словно отключился. В этот момент и посетила меня гостья со своим «брось службу, не проводи, передай преподавателю, дальше ты не справишься». И я чуть этого не сделала. Я не могла собраться морально, не понимала, что происходит, что дальше делать, как бесчувственное неразумное существо пребывала я какое-то время. Н.С. что-то там говорит, я понимаю, что читается всё, что собирались петь, ведь вседневная вечерня. Тут становится ясно, почему опускается сугубая ектения перед «Сподоби Господи». Её на вседневной просто нет! А мы на Уставе задавались этим вопросом, и никто не увидел, что в указаниях написано «вседневная».

Я всё ещё как в тумане. Тон на первый запев перед следующей кафизмой задает преподаватель. «Так. Надо брать себя в руки. Что там дальше? «Господи воззвах». Подобен? Ой, может не петь. Нет, будем, раз решили. Идём по плану. Надо перешагнуть через этот «ляп» –  крутится в моей голове».

Малая ектения. «Господи воззвах». Поём как-то напряженно. Певчим явно передается моё состояние, и они такие же сконфуженные, звук словно натянутый. Собраться у меня плохо получается, делаю всё как-то на автомате. Тон на подобен задаю неверно, Н.С. помогает. В подобен вступаем вяло, как та самая пластинка, которую теперь медленно запустили. «Свете тихий» спели нормально, но тоже напряженно. Дальше вечерня продолжается своим чередом.

Шестопсалмие. Кафизмы. Приближаемся к полиелею. Тон задать почему-то не смогла, заклинило на мажор. «Хвалите имя Господня» пели хорошо, темп я задала медленный. Разум продолжал пребывать в частичной заторможенности. Смотрю на клириков и полагаю, что на каждение они только собираются идти, поэтому наоборот замедляю темп. Но на предпоследнем стихе понимаю, что мы поём его заключительным. Значит, они уже вернулись с каждения, когда успели? Величание. В этот раз все три раза попросили спеть нас, но тоже не дают допеть третий раз, поскольку клирики уже собрались в центре. Дальше со всем справляюсь. Прокимен. Евангелие. На помазание идут все кроме меня, я не успеваю, готовлюсь к канону. Певчие и те еле успели вернуться к 1-му ирмосу. Канон. Меня ожидает пять напевов ирмологических гласов! Трудно было не запутаться в книгах, тонах и последовательности: Октоих, Триодь, Триодь, Октоих, Минея, Триодь… Но здесь справляюсь почти хорошо.

Одна из катавасий была «Отверзу уста моя» 4-го гласа. На вопрос, на какой напев поём, я так и ответила: «на «Отверзу»», но вижу вопросы в глазах. Я напеваю. Лишь после службы до меня дошло, что меня наверное не поняли, потому что напев называется «киевский». С «Честнейшей» я решила не мудрить, спели обиходную. Чтец читает хвалитные псалмы. Открыты нужные книги со стихирами. Что-то он зачитался. Смотрим в последование, не поймём, где он читает. Одно ясно, что уже далеко за стихами на хвалитные стихиры. Не дали нам их спеть. Быстро меняю книги, ведь приближается стиховня с другими стихирами. Делаем хитрый ход: раз хвалитные нам спеть не дали, на «Слава» и «Ныне» решаем петь пропущенные из Минеи. Эта промашка алтарников-чтецов с хвалитными стихирами стала поводом сообщить им, что на «Блажен муж» повели они себя некорректно, ведь сами допустили ошибки, а мы не выбежали к ним и не сказали, а что вы тут читаете, в то время, когда мы петь должны.

Служба закончилась. Я пребывала в состоянии трудно описываемом, словно несколько часов кирпичи грузила. Певчие тоже какие-то напряженные. Замучила я сопрано Н. высоким тоном, наверное. Нам было трудно с ней в этом плане. Она даёт тон очень низко, когда регентует, с учётом того, что она вообще не сопрано, а альт, а я не люблю так низко. Жаль ни разу не прибегла я в этот раз к помощи камертона. Дала бы фа-мажор и никаких проблем. Но в этот раз я не в состоянии была об этом думать. Внутри ощущалось очень сильное напряжение, словно меня зарядили током и надо это все выплеснуть, а я не знала как. Я недовольна собой. Но слава Богу за всё – заставляю себя думать так.

Это был хороший опыт. Такие «конфликты» алтарников и клироса случаются. Надо учиться их переживать.

Певчие ушли, остались только Н.С. и пришедшая преподаватель по дирижированию, которая хвалила мои ручки, ведь наблюдала службу примерно с канона. И тут я позволила себе выпустить всё то накопившееся напряжение и стало легче. Мои первые регентские слезы.                      

ps: про пение "Блажен муж" на сырный вторник содержатся противоречия в Типиконе и Минее. Типикон говорит, что не поется, Минея - поется.

Читать далее:

Великопостная служба

Записки начинающей регентши - Белые и пушистые, просто улыбаемся и машем

Белые и пушистые, просто улыбаемся и машем

Моя седьмая регентская служба случилась на день памяти священномученика Харалампия. Я снова усмотрела в этом некую связность. Перед иконой именно этого святого я около года молилась в храме Архангела Михаила.

Служба, на которой мы пели на подобны «Небесных чинов» и «Егда от древа» стала словно толчком для последующего пения стихир на подобны, как и должно быть по Уставу. Сокурсница проводила одну из служб и тоже решила петь на подобен «Доме Евфрафов». Изначально эту службу должна была проводить по плану я. Но в день службы выяснилось, что будет проводить сокурсница. Я про себя напоминать не стала, поскольку знала о договоренности, что она может проводить любую службу, как только будет готова. Мне самой давно было интересно попеть под руки одной из сокурсниц. Поскольку я к службе хорошо подготовилась, я никак не могла отключить в себе регента и, казалось, готова была подхватить и продолжить в любой момент.

После вышло так, что мне дали службу на грядущий понедельник. Просмотрев в тот же вечер стихиры, мой взгляд, как обычно, упал на то, что они поются на мои любимые подобны, в этот раз на «Все отложше». Подобен не так прост, как, к примеру, «Небесных чинов», но я его хорошо знала и спросила у Н.С. позволения петь на него на службе. Она задумалась над тем, кто будет петь на службе, и дала добро.

За два дня до службы Н.С. написала, что её не будет, и уточнила, проведу ли самостоятельно. Я подтвердила. И это был мой первый раз «без тыла» преподавателя. Дома я готовила стихиры, как на подобен, так и на обычный глас 6-й. Я решила смотреть по ситуации.

В храме выяснилось, что петь мы будем вдвоём. От подобна пришлось отказаться, поскольку поющая со мной девушка немного подзабыла напев.

Когда чтец читал 9-й час, на клирос зашла незнакомая мне женщина. Она сразу проявила странную активность, и её поведение меня насторожило. Женщина немного потеснила нас в стороны и встала прямо по центру аналоя.

- Это какая сейчас тональность? –  слышу я вопрос.

«Интересно, – думаю я, – вопрос явно не для простого певчего». Поскольку мы ничего ей не ответили, она откуда-то взяла камертон и стала определять тональность. «Ира, готовься, – говорю я в себе, – что-то сегодня будет интересное».

Как «белый и пушистый» регент, какими нас учит быть преподаватель по дирижированию, я решила проявить любезность и первой с ней познакомиться. Чтобы не оказаться некорректной, дальше узнавания имени друг друга знакомство не зашло. Я лишь спросила чисто по делу о том, каким голосом она поёт. Женщина готова была петь первым или вторым. Я попросила петь вторым, поскольку, всегда лучше два альта, чем два сопрано. 

Затем последовали вопросы по поводу того, что мы будем петь. Я указала на стихиры 5-го гласа в открытом Октоихе. Она спросила, как поется 5-й глас, я напела и заодно дала имеющееся у меня с собой пособие по осмогласию. «Странно, про тональность спрашивает, камертоном владеет, а гласы не помнит, – недоумевала я».

Началась служба. Пела женщина не очень чисто и произносила слова не одновременно с нами. Но что с этим делать я не знала. Просить её молчать я не могла, я не знала, кто она, да и даже если бы знала, это не выход, этим и обидеть можно. Да и вообще я тут сама на птичьих правах, и делать кому-то замечания я не умею. Лишь на утрени, когда пели ирмосы, где я сама вначале немного запуталась, а она стала пытаться петь тенором, я попросила её петь в унисон с кем-нибудь из нас. Она отреагировала не сразу, упорно продолжая попытки подстроить гармоническую партию.

Несмотря на такую ситуацию, я чувствовала себя на этой службе очень спокойно и уверено. Словно даже присутствие неизвестной певчей заставило меня быть более сосредоточенной, смелой и в то же время спокойной. Я смотрела на икону Спасителя, изображенную на иконостасе, и улыбалась Ему. А Он словно улыбался в ответ. Было так хорошо и спокойно на душе. В глазах Господа любой человек он всегда важнее всего, даже может быть и церковного устава, правильно спетых стихир и идеально проведенной службы. Если соблюдение устава или успех службы дались за счет недоброго отношения к ближнему, это всё бесценно в глазах Господа. Я так думаю. И такой пример показывали иные опытные регенты. Впрочем, Сам Господь показывает пример в Евангелии, когда упрекает фарисеев за формальное следование закону, не имея любви к человеку. Также святые отцы пишут: пусть пострадает дело, но отношения с ближним сохранятся.

На этой службе передо мной открылись иные трудности, которые могут ожидать регента. И окончательное решение я пока для себя не нашла… Всегда нужно действовать по ситуации. Одно лишь знаю, не в ущерб тому, ради кого был распят Христос.

Читать далее:
"Сырный" полиелей или блажен или не блажен муж

Литургика. Лекция 24: Благовещение Пресвятой Богородицы

ЛЕКЦИЯ 24: БЛАГОВЕЩЕНИЕ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ

Праздник Благовещения Пресвятой Богородицы (25 марта/7апреля) стоит рассмотреть отдельно, поскольку служба всегда имеет определенные особенности в зависимости от того, на какой период она выпадает. В Типиконе общее последование службы указано 25 марта.

Рассмотрим службу на примере, если сам праздник выпадает на четверг (как в 2016 году).

Поскольку в среду накануне положено совершать Литургию Преждеосвященных Даров (ЛПД), то уже утром в среду на вечерне, которая предваряет ЛПД, будут петься стихиры праздника Благовещения после стихир Триоди в среду вечера. На «Слава» поется из Триоди, на «И ныне» – Благовещения.

Далее вечерня идет своим чередом и после паримий переходит в ЛПД. Типикон указывает на особенность, что вечерня совершается без кафизм и поклонов, поскольку содержит элемент праздника.  

В этот же день вечером совершается всенощное бдение, которое состоит из великого повечерия, литии, утрени и 1-го часа.

Великое повечерие отличается от будничного великопостного тем, что поется только «С нами Бог». Тропари «День прешед», «Пресвятая Владычице Богородице, моли о нас грешных» и прочее читается, не совершается поклонов (см. последование Часослова).

После 1-го Трисвятого, по Отче наш поется тропарь Благовещения, после 2-го – кондак Благовещения. Заканчивается повечерие после слов «Слава в вышних Богу» и совершается выход на литию. Поются литийные стихиры праздника из Минеи. Стихиры на стиховне.

Далее все следует своим чередом как на всенощном бдении. На утрени после полиелея (песнопение «Хвалите имя Господне») вместо величания поется особое песнопение «Архангельский глас». Далее все как обычно.

К канону праздника присоединяется канон Триоди, к тем песням, где есть трипеснец Триоди, соответственно в четверг – это 4-я, 8-я и 9-я песни. Библейские песни по Уставу положены, но в праздничной редакции. На практике их опускают. Поскольку совершается всенощное бдение, катавасия поется после каждой песни, таковой являются ирмосы Минеи, для песней с трипеснцами – ирмосы 2-го трипеснца Триоди (исключение 9-я песнь, где поются оба ирмоса). 

Особенность канона Благовещения состоит в том, что он построен как диалог Богородицы с Архангелом. В Минее об этом говорят боковые надписи мелким шрифтом красным цветом: «Ангел возопи», «Богородица рече». Припев канона «Пресвятая Богородица, спаси нас» можно не читать, а петь напевом как на молебне. Затем произносится соответствующая надпись, чья далее следует речь в тропаре, и сам текст тропаря. Припев к трипеснцам Триоди «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе».

Вместо «Честнейшей» поется припев 9-й песни канона Благовещения «Благовеству́й, земле́, ра́дость ве́лию, хвали́те, Небеса́, Бо́жию сла́ву». С этого припева 9-я песнь начинается и он поется к каждому тропарю Минеи, к канону Триоди  – припев Триоди. После последнего тропаря Триоди поется катавасия Триоди (ирмос 2-го трипеснца), далее припев 9-й песни и катавасия Минеи (ирмос праздника).

Поется «Всякое дыхание» и стихиры на «Хвалитех». Читается великое славословие и происходит переход на постовой напев, поются стихиры Триоди на стиховне, на «Слава и ныне» – праздника. По Трисвятом – тропарь праздника, сугубая ектения. Возглас «Яко милостив», хор «Аминь», возглас «Премудрость», хор «Благослови», «Сый благословен», «Аминь», молитва «Небесный Царю», молитва прп. Ефрема Сирина с тремя великими поклонами и 1-й час без отпуста, на котором все читается. В конце как обычно «Взбранной Воеводе» и «Великого Господина».

На следующий день, в сам праздник совершаются 3-й, 6-й, 9-й часы, изобразительные и вечерня, переходящая в литургию Иоанна Златоустаго.

На часах и изобразительных все читается. На вечерне на «Господи воззвах» поются стихиры Триоди (в четверг вечера: со стиховни и на «Господи воззвах») и стихиры, которые помещены в Минее после утрени, на «Слава и Ныне» – стихира праздника.

Совершается вход, поется «Свете тихий» и читаются паримии Триоди, предваряемые прокимнами Триоди. Затем паримии Минеи (с вечерни) без прокимнов, с обычными возгласами «Премудрость», «Вонмем». Затем малая ектения, возглас «Яко свят» и поется Трисвятое. Далее совершается литургия своим чином. Вместо «Достойно есть» поется задостойник праздника.

В самой Минее помещены особенности совершения службы в зависимости от того, на какой день она выпадает. 

Источники:

-     Типикон;

-     Лекции Л.В. Важновой

Записки начинающей регентши - Хвалите имя Господне

Хвалите имя Господне

Во втором семестре каждый из учащихся должен был в качестве зачета по обиходу провести полиелейную службу. У меня она случилась значительно раньше, в самом начале семестра, и проводила я её без подготовки.

Всё было, как обычно. Придя на клирос во вторник вечером, Н.С. «стрельнула» взглядом на одну из сокурсниц, но та стала мотать головой в стороны, тем самым показывая, что службу проводить не желает. Следующей «жертвой» была я. Я пыталась уговорить себя внутри, что я всё не так поняла, не может Н.С. дать нам полиелейную службу вот так сразу, и я не смотрела на неё. Но чувствуя на себя взгляд преподавателя, я подняла глаза в её сторону.

- Ирочка, вы читаете вопрос в моих глазах?

Читаю, читаю. На свой страх и риск и надеясь на помощь свыше, я согласилась провести службу.

Поскольку включаться в роль регента мне пришлось внезапно, я особо нервно себя ощущала перед началом, с трудом могла настроиться на спокойную волну. Постепенно собирались певчие. Помимо сокурсницы, была уже знакомая практикующая регент С., с которой мы совсем недавно пели Отдание Рождества Христова и одна девушка с певческого отделения. На лавочке, упершись в мобильник, сидел незнакомый мне молодой человек, видимо, петь он будет басом. Но во время службы особую его активность я не наблюдала. Ещё бы, ведь на эту службу пришёл бас, который всех басов перебасит – громогласный красавчик К. Он отбился от правохорного «стада», с которым мне в свое время довелось визуально познакомиться, и периодически посещал праздничные левохорные службы. Пел он очень чисто, видно обладал хорошей музыкальной базой. На службах он всегда выполнял роль канонарха и во время величания, исполняемого клириками, пел максимально громко, чтобы всячески привести их в нужное звучание. У них же это не всегда получалось, и звучала вся эта красота вместе довольно сумбурно, прямо почти полифония, только сильно «страдающая». И каково пришлось мне, среди этого смешанного звукового каламбура найти всё же нужную тонику, чтобы дать хороший тон на величание, уже исполняемое хором. Конечно, я цеплялась за басика.

Обычно я сама канонаршила на проводимых мною службах. Но при наличии баса К. было бы разумно не отнимать у него эту роль. Надо же, когда-то начинать пробовать и так, когда другой канонаршит. Впрочем, никакой проблемы это не составляет, если у тебя музыкальный канонарх, и он не возгласит в иной тональности.

Н.С. сказала, чтобы я сама регулировала темп на стихирах, видимо, имея в виду, что я могу особо не спешить, поскольку стихиры показываю «с листа», без подготовки. Но со служившим в этот день отцом А. темп сам задался достаточно быстрый. Каким-то чудом я успевала включать регентский взгляд и вовремя всё показывать. До прокимна мы просто долетели. То, что я этот прокимен не знаю, как показывать, я поняла только в процессе, и в процессе же разобралась с показом. Тропарный блок «порадовал» меня 8-м гласом, да ещё и тропарь был длиннющий. Я реально струсила. Но Н.С. успокоила меня, сказав, чтобы я показывала не спеша. Всё получилось, если не считать сползших со своей ноты альтов. Бас в недоумении посматривал то на сопрано, которые твёрдо продолжали держаться на своей ноте, то на альтов, ожидая, когда они исправятся. В итоге он так же как и сопрано не стал никуда дёргаться.

Шестопсалмие. Снова тропарный блок. Поскольку службу я не готовила, у меня из головы совершенно вылетело, что перед ним надо спеть ещё и «Бог Господь», а тропарь поётся дважды. Но ведь в нашем хоре были сильные, умные, знающие устав певчие-регенты. Они открыли для меня нужную страничку, и память моя воспрянула.

Кафизмы. Приближаемся собственно к виновнику торжества – полиелею. «Хвалите имя Господне» я не собиралась показывать. Я даже и не думала, что мне доверят больше вечерни. Я отказываюсь показывать, но Н.С. настаивает. Я пытаюсь аргументировать, что я не готовила его. Преподаватель не сдаётся. Взяли, самый простой полиелей Киево-Печерского распева. Уже и басик меня поддерживает: он споёт вне зависимости от того, покажу ли я ему его соло-ноту или нет. Что ж буду показывать на пульсации, как нас учили по дирижированию поступать, если регент не изучал произведение и показывает с листа. Спели. Вот только даже мне самой не хватало «нормального» показа. Это было сложнее  сделать с листа, чем стихиры.

Буквально на днях на уроке дирижирования нам объясняли запрещающий жёсткий жест регента и в качестве примера, где его можно применять в исключительных случаях, назвали пение «Аллилуия» после величания. Поскольку певчие по привычке на автомате могут спеть «Аллилуиа» трижды (а в этом месте службы хор должен петь два раза, после чего клирики поют последний третий раз), то нужен достаточно жёсткий прием, чтобы они поняли, что надо замолчать. Вот тут я и вспомнила про это и решила немедля применить на практике. Для достоверности, когда начали петь первое «Аллилуиа» я показываю Н.С. два выставленных пальца, тем самым ожидая её одобрения, что петь нужно дважды. Она кивает. К примеру, у нас в храме священники не поют вообще, а все три раза исполняет хор, поэтому всегда важно заранее узнать традиции пения в конкретном храме. Мы допеваем второй раз, и я применяю этот жест. Может, он был не достаточно резок, но хор меня понял, а Н.С. показала одобрительный жест в виде большого пальца вверх, что у нас означает «отлично». Мелочь, а приятно.

На «Господи помилуй» перед чтением Евангелия я задала правильный тон, но сама в этом засомневалась и вопросительно смотрела на Н.С., в ожидании одобрения или исправления тона. Смутило меня, как выяснилось позже, то, что задала я его не от тона дьякона, поэтому он показался мне странным. Из-за моего замешательства спели скомкано. Но позже на таком же тоне я исправилась и сделала всё правильно. Не могу пока привыкнуть к роли регента. Случаются моменты, как с этим тоном, что я словно жду, что певчии сами запоют. Но ведь не запоют, они послушно ждут дальнейших указаний регента, и если он не двигается и ничего не делает, они тоже ничего делать не будут. Был момент, когда я буквально «вылетела» из тональности и дала неудобный тон на ектению. Хотелось всё бросить, передать ещё кому-то бразды правления и просто петь. Но поскольку все спокойно ждали моих дальнейших указаний, я исправилась с тоном, и служба пошла своим чередом.

Начался канон. Ирмосы были на 8-й глас, который я отлично показывала на своей первой службе, помня, как меня учила В., поскольку на наших курсах мы его показ ещё не изучали. Но в этот раз я почему-то показывала его иначе, по долям, что было менее удобно для восприятия певчими.     

Ближе к концу канона, прошедший мимо нас в алтарь дьякон, попросил «тончик пониже». Я занервничала. Н.С. озвучила вслух, что мы в соль-мажоре.

- Конечно, соль-мажор. Ну любит меня эта тональность, что поделаешь. И я её тоже, – сказала я, улыбаясь, чтобы как-то оправдаться. Сама же думала о снижении тона. Был бы у меня с собой мой камертончик, я бы быстро исправилась, а тут не знаешь на что опереться. Стала внимательно слушать чтеца и построила тон от его достаточно низкой ноты. Я вопросительно поглядывала на Н.С., ожидая её одобрений или замечаний. Но она говорила, что это моё право, могу следовать просьбе дьякона, могу остаться там же. Соль-мажор – нормальная тональность. По моим ощущениям я всё же снизила тон, мы были примерно в фа-мажоре, может чуть ниже. После службы Н.С. сообщила, что она очень оценила этот момент, что я снизила тон и дальше оставалась в нём.

Служба закончилась. Певчие быстренько разбежались. Я пребывала в состоянии небольшого шока, переваривая произошедшее.

На этой службе я как-то скомкано себя ощущала, мне казалось, я ничего не могу и ничему не научилась. Возможно, мешала атмосфера на клиросе, кто-то «сидел» в мобильнике, другие разговаривали. Надо хоть раз встать на место регента, чтобы на себе ощутить, какое внимание должно быть во время службы. Это полное сосредоточение. Регенту не до разговоров. Он весь там, в службе, словно в каком-то ином пространстве, в огне. А певчие, которые не с ним, а заняты своими делами, они в другом мирке. Будто невидимая стена разделяет. Это трудно объяснить. А соединение происходит во время пения, по крайней мере, должно происходить, если души всех направлены к Богу, на молитву.

Молитва певчего – она иная, не так как мы часто привыкли думать о молитве, когда она выражается в прочитывании определенного текста. Певчий поёт текст, но из-за сосредоточения также и на музыкальной части, он не уделяет тексту именно разумом большого внимания. Но его душа, она может молиться в этот момент сама, если певчий настроен на молитву. Он делает своё дело, поёт, а душа сама молится при должном внимании певчего.

Регенту нужно всегда помнить, что певчие часто там в своих мыслях, они не думают, как регент, им надо пальцем показать, что поём, объяснить, какой текст «вставляем» на Величании и быть уверенным, что каждый это услышал. Повезло тому регенту, у которого есть хороший помощник из певчих.

- Чем больше, я практикуюсь, тем больше мне кажется, что я ничего не умею, – делилась я своими ощущениями с Н.С.

- Это нормально, Будет время, вы ещё будете думать, а зачем я всем этим стала заниматься, – отвечала преподаватель.  

Не хотелось бы мне, чтобы такие мысли меня стали посещать. Но на четвертой, пятой службе Господь уже не дает столько благости, а пускает больше в свободное плавание, словно говорит как апостолу Павлу «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи»[1]. Тем самым Он показывает все «острые углы», трудности регентства и своего рода беспомощности самостоятельно совладать с определенными ситуациями. И это далеко не только музыкальные моменты. Обнажается человеческая немощь. Если певчий должен бороться только со своей немощью, то регент – и со своей и с немощами своих певчих.

Я снова противилась и говорила Н.С., что как же это трудно и скомкано, проводить службу без подготовки. Но она вновь настаивала на необходимости таких служб, потому что особенно в наше современное время регенту часто приходиться сталкиваться именно с внезапностью проведения службы.

И вот в следующий вторник на роль регента снова была выбрана я. В ответ на моё удивление кто-то сказал, что нужно провести две службы подряд. Что это? Надеюсь не из ряда суеверия.

Пришлось быстро включаться в роль регента. Это происходит словно смена внутреннего состояния. Если приходишь и настраиваешься, что будешь только петь – это одно, а проводить службу – другое и требует максимальной сосредоточённости. И я ведь понимаю, что ничего не могу сама, без Господа. Начинаю усиленно молиться.

Смотрю стихиры Минеи (служба была преподобному Ефрему Сирину). Н.С. на эту тему хорошо подметила, сказав «готовимся к Великому посту». Глас 1, подобен «Небесных чинов». Совершенно не ожидая положительно ответа, я предлагаю спеть на подобен и к своему удивлению получаю согласие. Я так опешила от неожиданной радости, что стала нервно просматривать стихиры на предмет их верного разделения на подобен. «Опять требует правок, – думаю я и отмечаю карандашом своё видение разделения стихиры».

- Ирочка, вы верно стихиры поделили? – спрашивает Н.С.

- Да, да, конечно, всё разметила верно – уверенно отвечаю я.

Наступает момент их пения. Начали, слава Богу! Поём, заканчиваем первую. Что-то как-то странновато, – подумала я, не понимая в чём дело. Поём следующую, то же самое. И тут я понимаю, в чём странность. Почеркала я карандашиком неверно и поделила стихиры так, что они заканчивались первой мелодией, а должны второй по структуре и правилам распева на данный подобен. Это была моя ошибка. Но ведь спели же, спели чисто, никто не ошибся, не удивился и ничего не заподозрил. А прихожане они вообще не знают таких тонкостей. А всё потому, что я сама была абсолютно уверена, что всё правильно делаю. Покажи я хоть каплю сомнения, стихиры могли бы «развалиться».

Рискнула я на этой службе и ещё раз. На стиховне утрени Богородичен было положено петь на подобен «Егда от древа». Н.С. опять дала добро. И мы очень хорошо и умилительно его спели.

Читать далее:
Белые и пушистые, просто улыбаемся и машем

---

[1] 2-е Посл. ап. Павла к Коринф., 12: 9.