Радости и страдания певчей в Великий пост и в Пасхальные дни

Радости и страдания певчей в Великий пост и в Пасхальные дни

Великий пост начался для меня с радости, что меня даже немного смущало – вроде пришло время печали о своих грехах, а у меня словно крылья выросли…

Поскольку моя основная работа связана с пятидневным нахождением в офисе, я отношусь к категории тех людей, которые в храмах бывают в основном только по выходным. Но душа, особенно певчей, требует наиболее частого посещения Дома Божьего.

Как же хотелось хотя бы во время Великого поста чаще бывать в храме, но не просто бывать, а петь на службах. Я тогда пела в одном храме в Московской области и в будние дни туда не наездишься, даже если отпроситься с работы.

Но Всемилостивый Господь послал мне утешение.

Великий покаянный канон

Мне никогда ранее не приходилось петь на службе Великого покаянного канона Андрея Критского, а как хотелось… Тихо мечтала я в себе, успокаивая себя мыслями «ну может быть только на следующий год» и не думала, что случится все так быстро.

Это была нечаянная радость!

Все словно само собой получилось. Но мы-то знаем, что само собой ничего не бывает, а подчиняется благой руке Господа.

Я как обычно посещала свои певческие курсы. Проходили мои любимые занятия обихода в храме – эти тихие дивные вечера, как я любила их! Мы изучали 6-й ирмологический глас на «Волною морскою» –  наикрасивейший напев! Впервые я услышала его в прошлый Великий пост (и мой первый пост на клиросе) на Великую Субботу. Наша преподаватель словно повторила все мои мысли в тот вечер и рассказала о том трепетном чувстве, которое возникает во время пения канона Великой субботы и последнего ирмоса «Не рыдай Мене Мати», а потом тишина и вот уже «Воскресение Христово видевше…» и Пасха, и всю тебя трепетом переполняет.

Изучая этот напев, мы пропевали все ирмосы 6-го гласа, которые могут встречаться в течение богослужебного года (в том числе и Великого канона Андрея Критского). Все это снова наводило на мысли, как было бы здорово все это петь на службе.

На последнем перед постом занятии мы разговорились с преподавателем о грядущей первой седмице Великого поста, о каноне. Она рассказывала, что в их храме петь они решили канон на «Волною морскою». Стою тихо, мечтаю, вот мне бы тоже попеть, и с языка слетает, а можно ли с вами попрактиковаться. Сама не поняла, как спросила. Мне отвечают «без проблем, если священник благословит».

Мы договариваемся, что в субботу я приеду в храм, так сказать показаться священнику, а то, как ему благословлять человека, которого не видит. Пели они вдвоем. Я стою на службе, молюсь – Господи пусть будет ответ настоятеля по воле Твоей и дай мне смирение, если вдруг ничего не получится.

После всенощной подходим к настоятелю, и он дает благословение. В храме девушки пели всегда вдвоем, и обе являлись регентами, поэтому они делили службы между собой и проводили их поочередно. Также были поделены и четыре дня Великого покаянного канона. Конечно, мне хотелось петь под руководством преподавателя В. Но поначалу вышло так, что я должна была приехать именно в те дни, когда регентовала ее коллега.  Она была не против, бросив фразу «отлично, значит будешь петь под моим четким контролем».

В понедельник так оно и вышло, «под ее контролем», только вот петь она мне не дала, только я рот открыла, и мне его закрыли фразой «ты не поешь, а только читаешь». Пыталась рот еще раз открыть на припев канона «Помилуй мя, Боже, помилуй мя», но на это она сказала, что «петь можно там» и указала на молящихся. Что делать, слово регента закон. Мне было очень трудно не петь, когда можешь. Молюсь, Господи ну дай мне смирение с этой ситуацией, понять не могу, что ей не понравилось. Но вместо того, чтобы молиться и внимать тексту канона, стою и пытаюсь заглушить в себе обиду. Почитать повечерие дали хоть немного и то слава Богу!

По окончании службы пыталась выяснить, что было не так. Возможно, дело было в несовершенстве вокальной техники, не спелись, короче. Люди разные. Прийти в среду я, конечно, могла, но было ясно, что петь мне никто не даст.

Но моя преподаватель оказалась удивительно чутким человеком. То ли она увидела мое расстройство (хотя я всячески старалась его скрывать), то ли поняла ситуацию, но предложила мне приехать во вторник, когда она будет регентовать, а ее коллеги не будет вообще, вместо нее придет другая певчая. Коллега была не против, сказав «без меня делайте, что хотите». Я была очень рада такому повороту событий, но меня все равно терзали сомнения, а стоит ли приезжать:

- А если той девушке тоже будет неудобно петь со мной? – спрашиваю я.

- А может я ей скажу тенором петь, – отвечает В., – вы же можете одна в партии?

- Могу, – немного неуверенно отвечаю я, поскольку опыта было очень мало в одиночном пении партии.

Мы договариваемся встретиться в нужный день немного раньше, чтобы спеть некоторые моменты. У нас все получалось. Пришла вторая певчая. Это была мощная девушка из серии «Коня на скаку…». Знакомимся.

- Это моя ученица Ирина. Ей нужно практиковаться. Попоешь третьим? – спрашивает ее В.

- Да хоть пятым, – отвечает певчая.

Пробуем один ирмос вместе, все нормально.

Дальше, как обычно, подступили нервы и волнение. Но молитва, молитва… Господь помогает, и я успокаиваюсь.

С Божией помощью спели канон и все повечерие, читали по очереди. Некоторые песнопения пели без меня на два голоса. «Господи Сил с нами буди» я пела только припевы, а к четвергу выучила свою партию и получилось спеть на три голоса. Я получила большую радость, хоть и было местами трудно. Уходили в четверг с клироса, пробираясь через людей, и одна бабуля коснулась меня рукой, сказав «Спасибо». За что? – подумала я. Слава Богу за все! Дивны дела Твоя, Господи!

Страстная и Светлая седмицы

Я планировала взять отпуск на Страстную седмицу, но немного поразмыслив позже, решила прихватить и Светлую. А то, как-то странно получается, на Страстную «отдыхать», а на Светлую работать в самые праздничные дни.

Мне хотелось всю Страстную неделю провести в храме, на клиросе, проникаясь в последования  и песнопения служб, которые бывают лишь раз в год. Это был бы мой первый опыт пения на Страстной.  

Конечно, я полагала, что петь буду в нашем храме в Московской области. Но в глубине души мне совсем не хотелось проводить неделю там, поскольку это далеко от дома, а службы совершаются по несколько раз и день. Пришлось бы неделю жить там в гостях. Ладно еще, если бы я была певчей, без которой никак не мог бы обойтись хор, но это было не так. Даже на мои некоторые попытки в последние дни (после того как моя самооценка как певчей повысилась благодаря посещению певческих курсов) донести, что для обиходных песнопений я вполне пригодна в качестве самостоятельного голоса в партии, не увенчались успехом. На меня никак не хотели смотреть, как на самостоятельное звено. Я не обижалась, нет, мне просто хотелось некой поддержки со стороны других, веры что ли в меня. Трудно вести себя уверенно, когда другие в тебя не верят. Однако, все службы, когда я ездила туда петь, я пыталась всячески преодолеть этот комплекс, и не смотря на отсутствие реакции со стороны других и невосприятия меня, я просто уверенно пела, славя Бога. Стали получаться некоторые авторские песнопения, которые ранее считала для себя сложными. Иногда даже казалось, что это вызывало удивление со стороны других. А может, это действительно просто казалось…

В преддверии отпуска я жила в думах о том, как же я буду там всю неделю, как будет неудобно кого-то стеснять, а домой тоже не наездишься».

И Господь повернул всё удивительным образом.

В пятницу перед Страстной неделей, когда я уже полностью могла задуматься о предстоящем «отдыхе», спрашивает меня сокурсница И., пою ли я на службу Вход Господень в Иерусалим. Конечно, я пою, но поясняю, что в хоре том и без меня обойтись прекрасно могут. Сокурсница сообщает, что в их храме нужны певчие на всю Страстную и даже на Пасху. Настоятель храма ушёл в другой новопостроенный храм и забрал с собой весь хор. Осталось в храме два священника, а настоятеля нет. «Великого Господина…» так и поют, исключая «настоятеля». Регент бывшего хора Т. должна была искать людей на службы. Сокурсница И. пела в партии сопрано и еще остались каким-то образом двое певчих мужчин – тенор и бас, и нужен был как раз альт. Я, конечно, с радостью согласилась. Вот только, кто регентовать будет, никто не знал, и первый сюрприз нас ожидал на всенощную в неделю Ваий.

День первый.

Накануне всенощной в субботу мы собрались у И. дома (она жила совсем рядом с храмом), чтобы что-нибудь попеть. А что петь и не знали, кто знает, какие ноты поставит неизвестный регент. Говорят обиход, но обиход он тоже ведь очень обширен. Попили чайку, опять попели, на часах только 16.00, а служба в 17.00. Казалось, прошло всего минут десять, как слышу её крик, обращенный к мужу: «уже без пяти пять!». Со скоростью пули вскакиваем, одеваемся, выходим. Смотрю на свои часы, у меня меньше, видать те вперед шли. Слава Богу! К началу службы успели.

Храм оказался очень милый, небольшой, но уютный, клирос располагался на балконе. Бывшая регент храма Т. сообщила сокурснице, чтобы на этой службе она пела вместе со мной вторым голосом, так как сопрано поёт сама приглашенная регентша.

Поднимаемся на клирос, там трое: регентша и двое мужчин, певчих храма. К нам никаких вопросов, никаких обсуждений того, что будем петь. По началу, было такое ощущение, что мы там лишние и эти трое вполне споют службу в составе сопрано-тенор-бас. Чувствовала себя как-то неуютно, ощущая родной и знакомый игнор.

На аналое лежат ноты 103 псалма Д. Аллеманова, вздыхаю про себя с облегчением. Что еще будет, узнаем в процессе. Просматриваю ноты и с ужасом понимаю, что партия второго голоса в некоторых местах отличается от той, которую я привыкла петь. Пытаюсь про себя с листа пропеть измененные ноты. Господи, помоги! Вот уж не думала, что придётся в такой ситуации петь одной, без спевок, без личного знакомства с людьми, да ещё отчасти с листа.

Начинается служба. Поём 103 псалом, доходим до места с другими нотами, вроде спела. Слава Богу! Дальше – сложнее. Песнопение «Блажен муж». Я такое не пела вообще! Что делать, быстро просматриваю первые ноты, чтобы хотя бы начать, а там как Бог даст. В итоге, спотыкалась на первых двух стихах, после "въехала" в мелодию и в темп. Такое со мной точно впервые! И. шепчет сзади: «Ира, извини, петь вторым не могу». Хотя, что-то она всё же подпевала. Больше сюрпризов почти не было. Лишь только малое и великое славословия были незнакомыми и принцип с листа в этот раз не помог, пришлось оставить хор без альта. Всё же лучше, чем елозить и мычать не пойми что. Один раз под конец службы я запела первым голосом (у меня такое иногда бывает, когда низковато). И тут регент впервые издала звуки в виде слов, а не только в виде нот аккорда. Если хотите, можете петь первым голосом, – сказала она мне. Мы с И. переглянулись. Сообщаем, что она поёт первым, а меня так просто занесло, бывает. Регент разрешает сокурснице петь первым, а сама переходит на тенор. Все-таки надо все вопросы решать непосредственно с регентом, а не через третьих лиц.

После службы ехали с регентшей вместе домой. Девушка она оказалась доброй и общительной. Видно, принцип у неё такой, ставить песнопения не обсуждая с другими певчими. Она – мать четырех детей, поэтому заниматься регентством на постоянной основе для неё не представляется возможным. На следующий день на литургии её уже не будет, нас ожидает очередной сюрприз. Зато она запланирована на Пасху. Я всё же делаю попытку узнать, какие песнопения будут на Пасху, что-то она называет, но отвечая постоянно «обиход». Но ведь обиход – это же не одно, два песнопения, это сотни Херувимских и Милостей мира и т.д. и т.п. Удалось выведать лишь Почаевскую Херувимскую и Задостойник Балакирева.

За службу заплатили. Я со своими принципами поначалу сопротивлялась, ну как же я возьму деньги, я же не профессионал, я только учусь, хотела петь во славу Божию. В итоге, положив что-то на храм, я решила, что просто не на себя буду тратить, а отдам всё маме, и она пусть распоряжается. Пусть это будет её зарплата. Всё равно было приятно, особенно когда эту зарплату маме отдавала. Вот, –  говорю, – моя первая певческая зарплата.

День второй.

Литургия Входа Господень в Иерусалим. Регента нет, служба вот, вот начнётся. Мы в составе, как накануне. Служба началась, регента нет. Где регент? А петь надо.

У сокурсницы был небольшой опыт регентства в прошлом храме, но только на молебнах, а тут литургия. Она задает тон, получается очень низко. Что самое смешное в качестве первой великой ектении мы спели не самую простую, а Киевскую, а что мелочиться-то. Антифоны праздника. Регента нет. С тоном как-то не вышло, И. поёт одна, мы пытаемся вклиниться. Иногда получается. Очень низкий тон. Я чувствую себя тенором. И вот где-то в середине между антифонами, после «Единородный Сыне» открывается дверь, и входит регентША. Она постепенно берёт всё в свои руки, и пение становится более стройным. Определяемся с напевами Херувимской и Милостью мира. Херувимскую взяли Симоновскую. А вот с Милостью мира милая регент меня удивила, выбрав Сербскую, аргументировав, что все остальные простые минорные, а у нас такой праздник. Кому как, но Сербскую отнести к разряду простых я никак не могла. Мы пели её в нашем храме, партия второго не так проста, и одна я её никогда не пела. Но регент сама пела вторым, поэтому звучало более-менее нормально. Все службы я записывала на телефон и слушала, проделывала своего рода работу над ошибками.

Как регент девушка оказалась сильнее вчерашней, она всё же закончила регентское отделение Троице-Сергиевой Лавры. Но и с ней мы больше не виделись.   

Воскресенье вечера было свободно от служб. Следующий сюрприз нас ожидал в понедельник вечером, на всенощную Благовещения Богородицы, совмещенную со службой Великого вторника.

День третий.

Перед всенощной под Благовещение мы снова собрались с сокурсницей. Поскольку праздничная служба совпадала со службой Великого вторника, всенощная была необычной и состояла из великого повечерия и утрени, а не как обычно из вечерни и утрени. Повечерие же было отчасти похоже на то, что поётся в первую неделю Великого поста.

Дома меня посетила мысль составить и распечатать все необходимые на службе стихиры. Их было немало и на разные гласы ввиду необычности службы. Я подумала, что будет очень неудобно искать их на разных страницах, в разных книгах; да и вообще в нашей ситуации без спевок, читать их с листа на церковнославянском языке и без разделений, – это осложнять задачу себе и мучить молящихся. На предыдущих службах мы «спотыкались» на стихирах ввиду непростого текста. Поэтому можно облегчить задачу, напечатав их русскими буквами. То же самое я продела с ирмосами и катавасиями канона. То ли это мое огромное желание стать регентом заставляло меня саму лично ответственно подходить к службе, то ли старая привычка подготовки служб, чем я занималась в Германии. Но главное, что работа была проделана не зря, и всё это очень пригодилось.

Заходим на клирос, смотрю на регента (это снова девушка) и не верю своим глазам. Знакомое лицо. Нет, нет, лично мы знакомы, но я ее знаю. Когда я только мечтала учиться на певческих курсах Кустовского, я смотрела видео зачётной службы регентского отделения, и она там регентовала первая и очень привлекла внимание, поскольку выделялась среди остальных –  во-первых, прекрасным управлением, во-вторых, каким-то особым улыбчивым, лучистым лицом. Это была совсем молоденькая девушка. Их регентский курс снял и разместил в интернете видеоролик о том, как они учились дирижированию – прекрасное и очень весёлое видео.

Радости моей не было предела, можно было не сомневаться, что с ней мы сработаемся, ведь одна школа. Ее пригласили не только на вечер, но также на литургию, и самое главное на очень важную службу в четверг вечером – утреню с чтением 12-ти страстных Евангелий.

Мы пели вчетвером. На радости, я дерзнула предложить спеть стихиры на «Хвалитех», как и написано, не на обычный первый глас, а на подобен «Небесных чинов». Но она оказалась очень разумным и правильным регентом и оценивала способности всех певчих, а не только отдельных людей. Оказалось, что бас не знает этот напев, и мы не стали его петь. 

  

День четвертый.

Литургию пришлось начать без регента, поскольку она могла подъехать только к 9.00, а литургия, соединяемая с вечерней, началась раньше. Но к вечерни она как раз успела. Тут как никогда пригодились напечатанные мною стихиры. Оказалось, что регент ведет службу Благовещения впервые. Может быть, поэтому она замешкалась начать Трисвятое и священнику пришлось начать первому, а мы после подхватили. Херувимская была выбрана Владимирская, а Милость мира Иерусалимская.

После службы нас покормили вкусным постным обедом, и мы разбежались.

Во вторник вечером службы не было.

День пятый.

В среду утром должен был петь регент Г. со своей женой. Я собиралась поехать. Это была последняя служба с литургией Преждеосвященных Даров. Утром я получила сообщение от сокурсницы, что поёт на службе старый хор и нет необходимости приезжать. На всё воля Божия, думаю я, и пошла на службу в храм возле дома. После службы звонит И. и извиняется, что дала неправильную информацию, что пел всё же Г. с женой. Видимо, так было надо, чтобы я не приехала на эту службу. Но на вечер среды он меня ждал, а сокурсница прийти не могла.

Служба начиналась в 18.00. Еду в маршрутке, на часах 17.15. Телефонный звонок. Звонит регент и просит приехать раньше, чтобы немного спеться. Я-то уже еду, но если бы я была дома, и он просил приехать раньше, как бы я тогда успела, не понятно.

Г. оказался любителем поговорить. Выяснилось, что петь мы будем вдвоем. Я в шоке, никогда не пела дуэтом с мужчиной. Служба состояла из пения стихир и канона на мой любимый распев ирмологических гласов «Волною морскою». Но петь мы его должны по нотам, поскольку Г. не мог просто по тексту. Пропели до службы первый ирмос, вроде всё хорошо.

Когда начали петь на службе, то постоянно "спотыкались" на тексте, потому что очень неудобно было читать по нотам мелкий шрифт и без предварительно просмотра, а мелодия в некоторых местах не соответствовала схеме напева. Я еле успевала хоть немного просмотреть следующий ирмос, пока чтец читал тропари. В итоге заикания, паузы, неодновременное произнесение текста. Что-то не так, регент негодовал и пытался переложить вину на тех, что внизу. Со стихирами тоже было не гладко, пару раз перепутали гласы, я буквально «тащила» его за собой, оказалось, гласы он не очень хорошо знает. От волнения я иногда брала не свой тон, а его. Он перезадавал, начинали заново, опять пауза. Господи, помилуй!

Это была самая печальная служба этого периода.

Когда после службы я выходила, я слышала, как отец С. ругался на Г., что такое пение ни в какие ворота не лезет. На улице регент хотел отдать мне деньги, но у меня руки не повернулись их взять за такую службу. Даже не знаю, сколько там было. Он сказал «спасибо», и мы разошлись. Получается, что он взял деньги себе. Видимо, это было моей ошибкой. Лучше бы я взяла и положила назад в храм. А может ему они были нужнее. По дороге домой я расплакалась, было очень обидно, за то, что так плохо вышло и за то, что я не в силах что-то изменить. Я старалась, как могла. Когда спускалась с клироса, казалось, что все смотрят на меня с осуждением. Были мысли больше не приезжать в этот храм.

Мама вечером, послушав запись пения, стала меня успокаивать, что всё не так плохо, что моей вины, по крайней мере, нет.

Регент Г. рассказывал, что не пел и не регентовал 7 лет. Возможно, этот перерыв сказался на его способностях. Он, человек с двумя музыкальными образованиями, удивлялся, как мы с сокурсницей без такового образования, можем так неплохо петь. Мы же удивлялись обратному. Этот случай ещё раз подтвердил, что музыкальное образование для пения на клиросе не основной показатель.

День шестой.

Наступил Великий четверг. Регента так и не нашлось. Бывшая регент храма Т. хотела, чтобы службу вела сокурсница, они даже встречались и репетировали. В итоге, было решено, что Т. сама будет регентовать сколько сможет, потому что ей надо ехать на «параллельную» службу в другой храм. Закончить службу придётся без неё. Мы думали, что «Милость мира» будем петь без Т., но слава Богу, она еще могла остаться. С собой она прихватила трёх своих певчих мужчин, а меня попросила петь с сокурсницей И. первым голосом. Я была только рада лишний раз попрактиковаться в партии сопрано.

Сразу после Милости мира Т. со своими мальчиками нас покинули. Нас осталось четверо. И тут И. взяла всё в свои руки. Она так уверена начала регентовать, что меня очень удивило. Сказалась, видимо, хорошая подготовка к службе.

На службу 12-ти Евангелий мы собрались немного пораньше с уже известным регентом, чтобы потренироваться.

Служба содержала большое количество песнопений на гласы. Особым напевом желательно было спеть прокимен «Разделиша ризы Моя себе». Регент открыла его в обработке О.В. Мартынова (наш преподаватель по литургике) и мы тут же его выучили, и на службе неплохо спели. Это очень красивый распев! Моя партия там чисто гармоническая, на трёх нотах, с чем у меня обычно проблемы. А тут я с ней легко справилась, что меня удивило. Вот что значит, когда регент в тебе уверен и оказывает необходимую поддержку. Не успели выучить «Разбойника благоразумнаго» и регент спела соло знаменным распевом. Стихиры пели хорошо.

В целом служба была замечательная! Даже священники похвалили. В тот вечер удалось пообщаться с одним из них. Он сказал, что очень хорошо пели, спросил буду ли я петь на Пасху. Я в свою очередь сообщила, что без постоянного регента и спевок очень сложно, и ничего нельзя гарантировать.

Дома я послушала запись и удивилась, насколько складно мы пели, словно уже сто лет вместе поём, и чётко стихиры получились, все слова понятны. Слава Богу!

Это была самая прекрасная служба!

День седьмой.

Вечер Великой пятницы был свободен от пения. В храме пела Т. со своим хором. Я пошла на службу в другой храм.

Утром же мы с И. вдвоём пели Царские часы. Пения там было немного, но я всё же приехала, потому что не хотелось пропускать службу, ведь на ней вспоминаются страдания Христа. Литургия в этот день не совершается.

Мы первый раз пели вдвоём, поэтому не всё получилось спеть гладко. Также в отсутствие настоящего регента чувствуешь себя менее уверено, очень важно при совместном пении, чтобы один был ведущим. Отсутствие такого руководства отражается на качестве пения.

День восьмой.

На службу Великой субботы должны были прислать очередного регента. Совершалась вечерня с литургией. Поздно вечером дома я решила посмотреть на всякий случай последование службы. Почему-то, была уверенность в том, что служится обычная литургия, особенности Великой субботы совершенно вылетели из головы. И тут оказывается, что вместо Херувимской поётся «Да молчит всяка плоть», есть особое пение «Воскресни Боже…», а также поются припевы к стихам между паримиями. Я с ужасом понимаю, что не знаю ни одного распева «Да молчит всяка плоть». В интернете нахожу что-то простое и посылаю сокурснице посмотреть. Она в ответ предлагает обиход на «Видя разбойник», но ноты смогу посмотреть только перед службой.

Утром я разрывалась между желанием пойти на исповедь, поскольку хотела причащаться, и необходимостью хоть одним глазом взглянуть на ноты «Да молчит всяка плоть» ведь я одна в партии. Напев действительно оказался несложным, кроме одной ноты, на которую я не знала, как попасть, решили, что я просто буду в том месте замолкать.

Исповедоваться не удалось, священник никак не выходил. Вечерню начали без регента. Где он? Никого нет. Мы от волнения замешкались на гласах стихир –  певчие без регента - это словно овцы без пастыря. И о, чудо! К началу паримий открывается дверь и заходит ОН. В этот раз регент оказался мужского пола. Я поначалу стала переживать, всё же от женщины тон легче взять. Но необходимость петь затмила все переживания.

Регент С. ловко взял всё в свои руки, и чувствовали мы себя с ним очень уверенно. Пели квартетом. Во время чтения паримий, которых было по уставу 15, мы выходили за дверь, чтобы потренировать «Воскресни, Боже, суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех». Песнопение повторялось большее количество раз, чем обычный прокимен, поскольку положено было большее количество стихов. Мне никак не удавалось спеть его ритмически, и приходилось то и дело бегать за дверь во время чтения паримий. Я паниковала и говорила, что не спою, но регент не обращал на это внимания. После множества попыток пение становилось более-менее стройным. Мы посмотрели в книгу с паримиями, чтобы рассчитать на какое примерно время можем покинуть клирос, их оставалось ещё много. Ушли за дверь и через некоторое время слышим снизу нас зовут петь. Заходим, а священник уже поёт «Елицы во Христа креститеся». Мы быстренько подхватили за батюшкой.

Пришло время петь «Воскресни, Боже…». Поначалу пели очень неуверенно и скомкано. Лишь последующие разы песнопение зазвучало прилично. Регент буквально вёл нас всю службу своим громким уверенным басом. Что самое удивительное он задавал тон в оригинале, а не на октаву ниже, как обычно мужчины делают из-за различности мужского и женского диапазонов. Подумать только, он мог достать ноту сопрано!

«Да молчит всяка плоть» мы спели не плохо. Как-то получилось очень подходяще под само настроение службы Великой субботы. Это был самый простой, но очень подходящий распев для такой службы и сильно выделяющий бас был очень кстати, заставляя молящихся действительно, как поётся, стоять со страхом и трепетом. Регент С. не переставал удивлять. В один момент сопрано потеряла свою ноту, и на мгновение пение было без нее, регент моментально, найдя секундную паузу, дал её тон, она подхватила и всё продолжилось. Я удивлялась, слушая этот момент на записи. Надо же, как Господь всем управляет, даже ошибками в пении. В момент, когда сопрано затихла, повторялись слова «да молчит всяка плоть» и словно вторя словам, пение будто тоже становилось тише. Получилось, что ошибка послужила во благо. Человек, не знающий, что на самом деле происходило на клиросе в этот момент, мог бы подумать, что так специально задумано.

Такую же виртуозность в задавании тона во время пения С. показал и на Задостойнике «Не рыдай Мене Мати», когда я занизила свою ноту, он напел нужный тон и я стала петь правильно.

Милость мира пели Смоленского, поскольку совершалась литургия Василия Великого. Я её знала, но никогда не пела одна на партии. Слава Богу справилась.

В конце службы произошёл ещё один забавный момент. Нужно было петь «Благообразный Иосиф», а все забыли про это и под рукой не было ни текста, ни нот. Сокурсница в спешке стала листать книгу, где должны были быть ноты, и вот книга сама открывается на нужной странице. Регент быстро задаёт тон, я лишь успеваю сказать, что это я никогда не пела и не знаю, при этом открываю рот и начинаю петь. Распев был на слуху, я его не пела, но буквально в пятницу вечером слышала в другом храме.

Исповедаться и причаститься мне тоже удалось. Правда меня немного переклинило: в полной уверенности, что после «Отче наш» петь ничего не надо, я пошла на исповедь с трудом пробираясь ближе к священнику через женщин, которые стояли как на обороне и почему-то не пускали на исповедь. Я понимаю, что я поспешила уйти с клироса. Стою, думаю, что делать, наверх пока дойду, они всё допоют, в храме было очень много людей. Слышу снизу пение и понимаю, что всё в порядке и без меня.

Священник вышел на исповедь, я пробраться никак не могу. Уже причастие началось. Спасло то, что он громко сказал, чтобы пропустили тех, кто собирается сейчас причащаться. Тогда я смогла наконец прорваться сквозь «железных» женщин.

Поздним вечером этого же дня нам предстояло петь полунощницу Великой субботы, переходящую в ночную Пасхальную службу.

После такого разнообразного опыта работы с разными регентами в течение недели, сформировался некий рейтинг регентов. На первом месте были выпусница Кустовского Д. и субботний С. Как было бы здорово петь Пасху с одним из них. Но мы уже знали, что регентовать на Пасху будет та девушка со сложными именем, что была на всенощной на вербное воскресение.

Я переживала, что придётся петь одной на партии такую важную службу. Может, регент всё же будет петь со мной вторым голосом. Мы не знали, кто ещё придет и, конечно, никаких спевок не могло быть. Надежда была только на Господа. Разве Он допустит, чтобы такая служба прошла плохо.

День девятый – Пасха.

Когда я приехала в храм, регент уже была на клиросе. Я прихватила с собой некоторые ноты. Из всех она одобрила только Единородный Сыне знаменного распева Соловьева, всё же праздник такой, хоть как-то разнообразить и не петь самую простую минорную. Херувимскую она выбрала не Почаевскую, как говорила ранее, а Скитскую. Я такую никогда не пела и не учила.

И вот наш клирос стал пополняться. Пришла гламурная блондинка больших размеров и сообщила, что её направили петь тенором. Затем появился мужчина старше средних лет, а молодой паренёк, который некоторые из служб на Страстной пел с нами басом, пришёл с подружкой, которая попросилась петь вторым сопрано (то бишь альтом). Мне как-то полегчало, буду хотя бы не одна. Но когда мы начали петь канон Великой субботы на «Волною морскою», я поняла, что от девушки на данном этапе помощи ноль, видимо она не могла петь без нот и не знала этот распев. Блондинка тенор и мужчина бас оказались из серии профессиональных певчих с оперным уклоном, перекричать их было невозможно, тембрально наши голоса были слишком разными, поэтому пение не сливалось в единую созвучную мелодию. В итоге, когда я послушала запись, служба звучала так, словно регент сопрано одна солирует, а все остальные ей подпевают. Девушка-альт «спасла» меня на Херувимской, которую я не знала, и на некоторых других нотных песнопениях.

На этой службе было очень тяжело петь, я почувствовала себя просто рабочей загнанной лошадью, праздник не ощущался так, как обычно. Другие певчие видно оказались нецерковными людьми, это отложило свой отпечаток. Минусом было также то, что почему-то не пели самый главный последний ирмос «Не рыдай Мене Мати», ведь именно под него должны уносить Плащаницу. Когда ее уносили не ясно, мне с балкона не было видно, что происходит внизу. Я целый год ждала этого момента, этого перехода от Великой субботы к Пасхе. Хорошо помню, что я ощутила год назад в во время пения этого ирмоса, когда поется «…востану бо и прославлюся, и вознесу со славою…» и вот еще мгновение, и Он воскреснет. Именно тогда я сильно полюбила напев «Волною морскою» (особенно вариант с красивой гармонизацией), который музыкально прекрасно подчёркивает смысл текста.

Мы «очнулись» с сокурсницей примерно после причастия и смогли наконец сказать друг другу «Христос воскресе, воистину воскресе» и поздравить с праздником.

Первый раз получилось привезти из храма домой благодатный огонь из Иерусалима!

У меня было предчувствие, что Пасха для меня ещё наступит по настоящему, просто чуть позже, как для апостола Фомы.

Светлая седмица

Так оно и случилось. Истинный праздник я ощутила на всенощной в Светлый четверг (по богослужебному пятница), когда мы избранным составом нашего курса пели запланированную службу на «Живоносный Источник» в храме великомученицы Ирины. Это была архиерейская служба. Наш хор состоял из трёх сопрано, трёх альтов, одного вместо двух запланированных теноров и одного баса, он же регент Кустовский Е.С. Одна из девушек на сопрано была приглашена Евгением Сергеевичем с регентского курса.

Вот тут я ощутила праздник Пасхи! Замечательное созвучное пение, в хорошем практически родном уже коллективе. Владыка остался доволен службой и пригласил после неё на чай. Во время чаепития он вёл с нами беседы на богословские темы, мы разговаривали про регентские курсы. В результате беседы получилось так, что все присутствующие как бы получили благословение Владыки на обучение регентскому делу. А я для себя это восприняла, как некий толчок, что надо дальше стремиться к мечте стать регентом, что Господь благословляет.

А вы пели когда-нибудь канон Пасхи не в терцию?

На Светлой седмице нам с И. вдвоём снова пришлось петь в храме без настоятеля. Поиск регентов на каждый день был прекращён, видимо это распространялось только на Страстную седмицу ввиду её сильной значимости и особенности служб.

В среду была наша первая с И. совместная литургия. После литургии полагался крестный ход. Литургия совершалась вместе с утреней, поэтому пришлось петь стихиры и канон Пасхи. Тон на канон не знали, я пыталась на очень быстрой скорости пения канона подстроить снизу свою альтовую партию, но это не всегда получалось и было слышно, что с общим звучанием что-то не так. Через некоторое время, поднимается к нам на балкон музыкальный отец С. и сообщает, что поём мы не в терцию, квинта, кварта, говорит, но не терция.

- Ну я же не регент, – эмоционально сообщает батюшке И.

- А вы? – С надеждой в глазах спрашивает отец С. меня.

- И я нет, – отвечаю я.

- Ну, помоги Господь, – благословляет нас отец С. и покидает клирос.

Остаток литургии прошёл нормально, главные песнопения «Херувимская» и «Милость мира» были спеты прилично. На крестном ходе, когда снова пришлось петь канон Пасхи, наше неумелое пение видать снова «не в терцию» и неверное задавание тона уже вызвало улыбку отца С.

В пятницу литургия прошла легче, видно мы с И. уже спелись, и она стала более уверенно задавать тон. Вот только никак антифоны у нас не получалось спеть вместе. И лишь только второй ряд антифонов я, наконец, подхватила. Забавно вышло с «Единородный Сыне». Ясное дело, что пели самый простой обиходный напев. И вот начинаем и тут И. уходит в знаменный распев Соловьева, я за ней, слава Богу, знаю почти наизусть. Она, понимая, это, начинает доставать ноты, но мы уже успеваем почти всё допеть по памяти.

Это была литургия в Светлую пятницу на «Живоносный источник». Хотелось в момент паузы перед причастием спеть что-то Богородице. В голову пришли вчерашние стихиры на подобен «Доме Евфрафов». И. не рискнула, одной мне петь их не было смысла. Предлагаю спеть мою любимую и так забытую в московских храмах молитву «Царице моя Преблагая». И. говорит, что не знает тон. Я предлагаю начать, а она подхватит, так и решили. Только я начала петь достаточно низко, чтобы И. было удобно, как весь храм подхватил, и потом уже вступила и И. Нас это так всё подбодрило, что после мы спели ещё и «Всепетая Мати».

Когда после крестного хода, мы стояли в очереди на целование креста, одна женщина стала благодарить нас за такое хорошее пение. Я с удивлением рассказываю И. Видно, говорю, пока все эти звуки с балкона до людей долетят, ангелы успевают всё подчистить.

После литургии нас просят остаться на отпевание. Вот это да! И. спешит, я говорю, что никогда не пела, тем более пасхальным чином. Отец С., который служил в этот день, благословил петь внизу с ним, сказал, что будет подсказывать. В итоге, И. тоже смогла остаться. Привезли старушку с таким спокойным светлым лицом, видно было чистой души человек. Пасхальное отпевание оказалось состоит из сплошных пасхальных песнопений.

Иные певчие рассказывали, что не могут совершенно петь на отпевании. Конечно, многое зависит от покойника, если там молодой или даже младенец и видишь скорбные плачущие лица родственников, это откладывает отпечаток. Или как споёшь покойнику, никогда не посещавшему храм и не ведущему церковную жизнь «Со святыми упокой». Но наш случай был не из таких; чувствовалась радость и была уверенность в том, что с этой душой всё в порядке. Ведь не каждую душу Господь призовёт к Себе в светлые пасхальные дни.

Новый регент

В субботу нас с И. попросили петь на литургии и всенощной. Сообщили так же, что будет регент, который готов остаться на постоянной основе.

Утром в субботу стою в очереди подать записки. Меня окликают сзади. Сначала даже не поняла, что к чему и как на это реагировать.

–  Вы Ирина?

–  Да.

–  Здравствуйте, меня зовут Н. Я – регент. Вы же певчая?

–  Да.

После небольшой паузы, мозг включается, объясняю ему, где клирос.

Собрались мы втроём наверху, обсуждаем, что петь. Первый вопрос нового регента был «где деньги потом забрать». Это, конечно, уже навело на определённые мысли. Вот, человек, ещё ничего не сделал, а уже деньгами интересуется. Ну да ладно, мое какое дело.

Начали петь. И. никак не могла взять с него тон, хотя обычно у меня бывают с этим проблемы, а я беру, всё нормально, сама удивляюсь. Он уже начинает нервничать, что сопрано никак не начнёт петь. Был следующий диалог:

– Дайте тон, –  эмоционально просит И.

– Ля-фа-ре, –  на весь храм демонстративно напевает Н.  

Неизвестно, знал ли новый регент, что на клиросе установлены микрофоны и любой даже шёпот внизу очень хорошо слышен. Певчим совершенно нет необходимости орать во всю глотку, когда поют.

Наконец, были спеты антифоны. Стихи 3-го антифона громко и демонстративно возглашал регент, явно сам наслаждаясь этим процессом и своим умением.

На «Единородный Сыне» почти повторилась история пятницы, с той лишь разницей, что знаменный распев Соловьева уже был запланирован, и ноты лежали на аналое, но когда перевернули страничку, на оборотной стороне оказался чистейший белый лист. Мы не растерялись и допели по памяти.

С тоном стала тупить я на «Херувимской», когда нужно было ещё раз повторить «всякое ныне житейское». Как-то мы там замешкались, на что Н., в очередной раз, задав тон, эмоционально крикнул «глухие что ли». Не знаю, что там внизу было, смеялись люди или плакали священники на все эти посторонние звуки. В целом, пение получилось неплохое, хорошо, что я записывала. Ведь, с клироса любая ошибка кажется просто катастрофой, а на самом деле результат бывает лучше, чем кажется.

На всенощную И. прийти не смогла. Я попробовала себя в очередной раз в пении интересным составом. Мы пели втроём: регент Н. пел партию первого голоса, я свою альтовую и пришел бас. Раньше и подумать не могла, что в таком составе петь придётся. Звучало интересно, но непривычно. Но повтора такого мне бы не хотелось.

Перед началом службы Н. суетился в поисках нужных текстов, нот. И всё с меня спрашивал, причём спрашивал так требовательно. Где то, где это, а где ноты того, это нам нужно петь или нет. В итоге я ему отвечаю: «вы регент, должны знать». Он, наверное, немного опешил, но зато сразу замолчал и прекратил эту возню.

Службу спели нормально. Лишь канон Антипасхи Н. частично пришлось петь одному. Где-то он откопал ирмологический первый глас, ни мне, ни басу неизвестный. Хотя на курсах мы учили два варианта, которые поёт вся Москва. На это он мне ответил, что вся Москва поёт предложенный им вариант. Позже я выяснила, что это был вариант мажорного 1-го гласа, но с иной последовательностью строк и немного измененной мелодией в конце.

В этом храме я с тех пор больше не пела и не бывала. Из рассказов сокурсницы узнала, что Н. тоже там надолго не задержался, а пришел другой регент со своими певчими. Дай Бог, чтобы у них там все наладилось.

Несмотря ни на что, эти две недели были для меня настоящим отпуском и огромной радостью, поскольку лучше места в этой жизни, чем клирос в православном храме и лучшего занятия, чем петь там я для себя не представляю.
Мы с И. решили после всех этих событий, что не стоит медлить с обучением регентскому делу.

Картинка с сайта: http://foma.ru/pasxa-gospodnya-i-nemoshh-chelovecheskaya.html