Мой путь на клирос: "Пути Господни: из ди-джеев в певчии"

Пишу я здесь разные мысли, цитаты, рассуждаю про духовность и церковное пение, но ничего не написала про себя, как автора данного блога.

Видимо, пришло время рассказать немного про себя, а именно о моем пути на церковный клирос в следующей статье.

Публикация статьи на сайте Про Клирос.

“Пути Господни: из ди-джеев в певчии”

Часть 1. Ступень первая – на клиросе, но еще не певчая

Музыкой я увлекалась всегда. Но до моего прихода уже в сознательном возрасте в церковь, мои музыкальные пристрастия никак нельзя было назвать Богу угодным делом. Скорее наоборот. Это было грехом. Ведь вряд ли можно назвать деятельность ди-джея, крутящего виниловые пластинки и меняющего диски в ночных клубах, из которых доносятся звуки жесткой электронной музыки, и заставляют толпу людей дергаться на танцполе, визжать и кричать, делом, приносящим пользу душам этих людей. Скорее наоборот – я отчасти выступала в роли соблазнителя других к греху, (хоть людей насильно в клубы никто и не тащит), но я была непосредственным звеном всей этой цепочки дьявольской задумки, организованной с целью, чтобы души людей забывали про Бога Творца и про истинные ценности жизни. Гуляй, пей, веселись и не о чем не думай! Живешь только раз!

Надо признаться, я не чувствовала себя в этой атмосфере, как рыба в воде, я просто хотела поделиться с людьми музыкой, которую я действительно любила на тот момент. И если исключить из такой музыки бесконечные удары и разного рода электронное дребезжание, оставив лишь мелодию, она действительно являлась красивой. 

Но музыка эта на тот момент уже не была модной, и часто приходилось «играть» то, что мне было абсолютно не по душе ради того, чтобы просто заработать себе на жизнь в чужой европейской стране. Лишь редко были моменты, когда любимая музыка становилась неким проводником между моей душой и душами, находящихся на танцполе людей, которые пришли не ради отрыва, выпивки или флирта, а именно потому, что им нравилась сама музыка. Тогда я действительно чувствовала себя неким властелином звуков, дарящим людям счастье. Во все остальное время такая деятельность была лишь маскировкой под счастье. На самом деле душа постоянно была в поиске чего-то, сама того не понимая чего, и успокоилась лишь, когда наконец нашла Его, или Он нашел, а она просто откликнулась и отварила дверцу на стук смиренного Творца.

Тогда весь мир перевернулся. То, что было хорошим, стало плохим. А что было в глазах мира слабостью, стало истинной ценностью. Я, как многие, крещенная в младенчестве, но совершенно не знакомая с православной верой, стала постепенно открывать для себя новый истинный мир. 

Я начала регулярно посещать церковь – единственный приход русской православной церкви в немецком городе, в котором я жила, и активно участвовать в жизни прихода. Это была в прямом смысле церковь душ прихожан, потому что своего здания у прихода не было, и приходилось снимать помещение для служб в протестантском храме. Службы совершались только в выходные дни и по большим праздникам. Каждый раз перед началом вечерней службы прихожане должны были обычный актовый зал превратить внутренне в православный храм, расставив иконы, подсвечники и иные необходимые атрибуты, а на следующий день после литургии все убрать, вернув залу прежний внешний вид.

С приходом в церковь для меня стало очевидно, что моя псевдомузыкальная деятельность больше продолжаться не может. 

Я ходила на службы, слушала пение церковного хора, от которого душа наполнялась трепетом, и все внутри умилялось, иногда даже до слез. Но поначалу даже мыслей не было, что я могу стать частью этого. Те люди наверху казались мне особенными, избранниками Божьими, обладающим какими-то способностями, которые мне и не снились. Но внутри я ощущала, что мне словно нужна какая-то замена тому, чем я занималась до церкви. 

Я внутренне смиряла себя, потому что иного выхода не было, с прошлой деятельностью покончено. Но ощущение чего-то нужного взамен не покидало. Может быть, это привычка быть на публике не давала мне полного покоя, и хотелось выполнять подобную роль в церкви. Но что это могло быть, я не знала.

И вот случилось то, что стало моим первым шагом на клирос. 

Однажды вечером, после окончания всенощного бдения, староста нашего прихода, которая по совместительству была и чтицей, и певчей и заместителем регента, спросила, не хочу ли я читать в храме. Нужен человек, который будет читать часы, а также помогать ей с чтением на всенощной. 

Реакция моя была такой, какая может быть у человека, когда ему предлагают то, чего он никогда в жизни не делал. Но я не отказалась, взяла тексты часов домой, чтобы потренироваться, а утром перед службой немного прочитала батюшке, и он одобрил читать часы перед литургией.

Так я стала физически частью клироса в том смысле, что находилась там же, где певчие, на верхнем ярусе зала каждое всенощное и до литургии, когда надо было читать часы. Постепенно я научилась читать на церковно-славянском языке и могла уже читать стихиры[1] и тексты не только из Минеи, но и Октоиха. Я также стала выполнять роль, своего рода, уставщика. Регент в храме был человеком исключительно по музыкальной части и в порядке службы не разбирался. Поэтому всегда был некто, кто следил за правильностью службы, пением и чтением нужных текстов; должен был позаботиться о том, чтобы на клиросе были все необходимые книги и ноты. Сказать, что мне моя новая роль в храме нравилась, да она мне очень нравилась!

  

Часть 2. Ступень вторая – искушение «быть или не быть»

Это была моя первая настоящая Пасха! Я и еще двое прихожанок согласились остаться в храме после ночной литургии на дежурство на случай, если вдруг кто из захожан решит посетить Божий храм в день Праздника Праздников.

Все уже разошлись после праздничной трапезы, в храме было тихо и спокойно, а на душе очень радостно и ощущалось присутствие чего-то необъяснимого никакими словами. Господь, Его Пречистая Матерь и святые радостно взирали на нас с икон, на подсвечниках догорали редкие свечи.

Ко мне подошла одна из прихожанок и предложила спеть часы Пасхи. Я искренно удивилась, сказав, что не умею. Но она настояла, уверяя меня, что в этом нет ничего сложного, и чтобы я просто повторяла за ней мелодию.

Мы встали перед центральной иконой и начали петь в унисон на глас 8 часы Пасхи. Как же мне понравилось петь! 

Это было новое непередаваемое ощущение. Мы перешли к канону Пасхи, но он оказался для меня немного сложнее в исполнении, поскольку мелодии периодически менялись, а я их не знала. Мы пели еще и еще по памяти различные церковные песнопения.

Девушка, предложившая, спеть не была певчей нашего хора, да и в скором времени стала ходить в другой приход (почему-то в греческий), но она стала для меня толчком для осознания того, что я хочу петь Богу.

Я вдруг четко поняла это – да, мне очень хочется петь. Почему нет? – спрашивала я себя, если душа моя так этого просит. Я подошла к батюшке-настоятелю, с которым у нас были очень теплые отношения, и рассказала про свое желание.

- А ты умеешь петь? – спросил он.

- Не знаю, – ответила я. – Но очень хочется. 
Никакого музыкального образования у меня не было. В памяти лишь всплывали картины далекого детства, когда я, будучи восьмилетним ребенком, всего один год училась в музыкальной школе, даже что-то играла на фортепиано и пела в хоре.

Батюшка отправил меня к регенту, сказав, что он благословляет, если последний даст добро. Конечно, с регентом мы были уже знакомы, ведь находились вместе на клиросе во время служб, но в его глазах я была исключительно чтицей и человеком, который помогает певчим по ходу службы. Он не отнесся серьезно к моему желанию петь, постоянно не находил время, чтобы меня прослушать, но позволил попытаться петь на спевках, от которых я сама вскоре отказалась, потому что ничего не понимала в крючках на белой бумаге, называемыми нотами, и мычала себе что-то под нос по памяти.

Вообще у нас на клиросе было некоторое разделение между теми, кто поет и теми, кто просто читает (нас там уже было двое). Считалось, что читать каждый умеет, а вот петь – это особый дар. Поэтому последние считались людьми меньшего ранга даже в глазах некоторых прихожан. Это выражалось в том, что певчие были неприкосновенны в плане осуществления иной работы по приходу, чтецы же могли быть спокойно взяты с клироса для выполнения других, часто более бытовых задач вроде приготовить стол, помыть посуду, убрать и т.п. Для певчих даже всегда отдельно откладывали еду (бутерброды, торты, пироги) строго с учетом количества певчих, чтецы в эту группу не входили. Меня это совершенно не обижало. Наверное, надо стать певчей, чтобы понять, как сильно устаешь, что ни на что иное уже становишься не способен, –  думала я. Во время службы было тоже некоторое разделение по принципу: «вы читаете и помогаете нам, но не лезете в музыкальную часть», «мы не лезем в ваше чтение». Но иногда нам, чтецам, невольно приходилось выступать в роли координаторов дисциплины, строго поглядывая в сторону увлекшихся разговором певчих, во время нашего чтения; призвать к вниманию, что дескать, сейчас петь пора уже, возглас; иногда напомнить, что «Господи, помилуй» тут следует петь три раза, а не один и т.п. И конечно, свободному чтецу пойти позвать хор (а по пути еще можно и свет включить), который на время чтения шестопсалмия удалился в соседнее помещение на спевку. Они не всегда успевали, были моменты, когда «Господи, помилуй» приходилось петь мне одной. Первый раз я ужасно стеснялась и не дерзнула. Но, когда я поняла весь ужас ситуации, когда на возглас священника ответом ему бывает тишина, я отбросила все комплексы и стеснения.        

И вот регент наконец-то нашел минуту своего внимания, чтобы прослушать меня. Повторю, что серьезно он к этому не относился. Он попросил спеть меня «Господи, помилуй», я спела, как знала. О том, что это нужно сделать на определенной ноте мне тогда и в голову не могло прийти. Я в тот момент не имела ни малейшего понятия, о том, что в хоре, оказывается, поют на несколько голосов, а издавание регентом звуков перед пением является элементарной настройкой и задаванием тона. С улыбкой на лице бросив фразу «это либо дано либо нет» и не оставив иных комментариев, он удалился. Другая певчая стала меня успокаивать, что не переживай, ты же так хорошо читаешь, мы так не умеем.

Сказать, что мне стало обидно – это промолчать. 

Для меня мир тогда рухнул. Я не понимала вообще, что произошло, почему я не подошла. Хорошо читаю? Да, и очень благодарна за это Богу, но я петь хочу. Не дано? Да, если Богу угодно, то тому, кому не дано, Он может дать, и отнять у того, кому дано. 

И потом, если не дано, то как же тогда меня приняли в музыкальную школу в свое время? На глаза невольно наворачивались слезы. Неужели моя мечта рухнет, не начав и осуществляться?

Начались мои душевные мытарства. Если до этого момента я периодически дома пыталась петь песнопения служб, то теперь я решила поставить на этом крест и не притрагивалась. Но через некоторое время опять тянулась к нотам и продолжала тренироваться петь. Это было сильнее меня.

Ситуация разрешилась после того, как меня стала привлекать к пению певчая-староста и заместитель регента. Несмотря на то, что она официально на клиросе была как бы заместителем регента, по сути, негласное руководство тем, что петь и кто будет петь, осуществляла именно она. 

Она повторно меня прослушала и сказала, что все в порядке, и мне просто надо начинать тихо петь с хором, повторяя вместе с ней партию второго голоса. Она сказала, что учиться петь хорошо бы именно в процессе реальной практики, поскольку она сама прошла такой путь.

Регент из-за занятости на основной работе стал очень редко появляться, на вечерних службах его практически никогда не было. Певчие вообще редко посещали вечерние службы и их обычно пели в минимальном составе, на два голоса. Я тоже пела. Но если вдруг случалось, и приходил регент, то в такие службы я не могла выдавить из себя не звука. Это был некий психологический дискомфорт, у меня все пересыхало в горле и казалось, что я просто потеряла дар речи. 

Внутри меня так и продолжалась борьба, а правильным ли делом я занимаюсь, бросить или продолжать, быть или не быть. И каждый раз, когда меня посещали мысли, что с пением надо завязывать, происходило что-то, что доказывало обратное.

Теперь придется открыть все карты. Один из таких случаев описан в рассказе «Кисточка в Божьих руках». Да, той чтицей была именно я.

Однажды, Господь послал к нам в приход человека, который сыграл немалую роль в моем дальнейшем певческом развитии, как раз в тот момент, когда я в очередной раз терзалась сомнениями. Это была молодая талантливая девушка, обладающая музыкальным образованием. Так случилось, что она стала учить меня нотной грамоте. 

Поскольку ранее в церковном хоре она не пела, я учила ее гласовым напевам и порядку богослужения. Она также присоединилась к нашему хору, а впоследствии стала регентовать.

За месяц ежедневных занятий сольфеджио я наконец-то стала понимать ноты, для меня открылся новый музыкальный мир. Мы пели с ней на два голоса молитвы перед едой, перед занятиями, пели, когда готовили вместе что-то на трапезу в приход, пели на остановке и в трамвае, когда ехали на службу. Мы пели буквально целыми днями напролет.

Мое обучение нотной грамоте вылилось в то, что я смогла положить на ноты один из своих стихов, восхваляющих Пресвятую Богородицу. Это получилась простая мелодия в традиции церковного обихода. Чудом стало для меня то, что песня была исполнена хором на престольный праздник, и это была моя последняя литургия в моем первом, любимом и так дорогом сердцу приходом, после чего дальнейший мой певческий путь развивался на территории Родины.

Часть 3. Ступень третья – становление певчей  

Жизненные обстоятельства сложились так, что я вернулась в Россию. Было грустно, мне как воздуха не хватало родного прихода и деятельности на клиросе. Я мечтала снова хотя бы просто читать. О том, чтобы петь в московских храмах, даже и мысли не было. 

Московские хоры выглядели и звучали так величественно по сравнению с нашим германским. И все мелодии, которые я слышала на службах, были совершенно не знакомы моим ушам. А храмы! Это же были настоящие храмы в плане самой постройки. Я поняла, что стихиры на службах, оказывается, положено петь, а не читать и искренно удивлялась, почему же их не пели у нас.

Присутствуя на службах, я невольно замечала ошибки чтецов, и думала, а ведь я могла бы прочитать лучше. Я тут же смиряла себя, вспоминая как «резали» батюшке уши мои ошибки в ударениях, когда я сама только начинала читать. В храмах, где мне приходилось бывать, все чтецы были мужчины. Видно в Москве женщине-чтецу место вряд ли найдется, – думала я. Оставалось только молиться и надеяться, что мой певческий путь не завершился, и Господь все устроит.

Еще я очень скучала по тихим всенощным бдениям. Почему-то торжественность и многолюдность этой службы в московских храмах не заставляли мою душу так трепетать, как это было в Германии.

Как-то летом я ощутила радость такого тихого всенощного бдения в одном из храмов Московской области, в котором приходилось бывать по причине нахождения в выходные дни за пределами Москвы. 

Это было то, о чем я так скучала: тихое молитвенное пение немногочисленного хора, знакомые до трепета распевы. Я плакала от радости. Пение, доносившееся с клироса, казалось ангельским. Кто бы мог подумать, что уже на следующий же день я буду участником главного песнопения Богу под названием «Божественная литургия» со стороны клироса. 

Я скромно изложила священнику свои страдания по поводу безучастия в клиросном деле, что мне хотя бы просто почитать, а в итоге матушка-регент разрешила мне присоединиться к хору. Дождалась! Слава Тебе, Господи!

Я стала ездить каждые выходные петь в храме в Московской области, стала брать индивидуальные уроки обиходного пения, сольфеджио и вокала. Петь было здорово и легко, в основном все было мне знакомо.

Но в одну из всенощных уровень нашего хора резко изменился. В хоре появились профессиональные певчие, которые когда-то давно уже пели в этом храме, бразды управления хором также были переданы одной из них. Репертуар во многом сильно изменился, а главное усложнился. Это были слишком сложные для меня авторские песнопения, среди которых были произведения Архангельского, Чеснокова, Веделя, Чайковского, Кастальского, Турчанинова и других многочисленных композиторов. Я копировала ноты и пыталась учить дома, но петь их мне все равно не удавалось. У меня начал развиваться комплекс неполноценности, мне никогда не достичь уровня этих певчих. Службы перестали приносить такую радость, как вначале. Я могла петь только гласы и обиход (иногда все же проскальзывающий в музыкальном репертуаре службы). Меня снова мучили искушения, что я не своим делом занимаюсь. И снова, как и раньше, обязательно что-то происходило, что заставляло почувствовать себя нужной для клиросного дела и, не взирая ни на что, просто продолжать петь Богу и повышать свой певческий уровень.

Раза два удавалось организовать поездку в родной германский приход, где я, конечно же, присоединялась к хору, и после московской «школы» чувствовала себя уже совсем по-другому: пела очень уверенно и казалось даже, что получила признание того самого регента, который когда-то вынес мне неутешительный «приговор». Эти «гастроли» мне явно были нужны для повышения уровня своей самооценки. При этом было ощущение, что я словно никуда не уезжала, потому что на меня словно по привычке опять перекладывали обязанности подготовки к службе, и если что-то шло не так, попадало именно мне. Я всячески пыталась донести до певчих, что стихиры все-таки следует петь, а не читать. В одну из поездок нам это даже удалось осуществить. Правда, при условии, что я тексты стихир положу на ноты. Что ни сделаешь для любимого прихода и чтобы порадовать батюшку!   

На московском клиросе все же не пропадало ощущения моей ненужности, казалось, что меня там не ценят, как самостоятельное звено. 

Было ощущение, что я стою на месте, надо как-то дальше развиваться. Поэтому через год пения я решила попробовать поступить на известные московские певческие курсы. Это было не так сложно, как казалось. Меня приняли, и начался чудесный год, полный новых знаний, практики и ощущений.

Курсы мне очень помогли не только в плане музыкального развития, но и психологически – повысилась моя самооценка, как певчей, приезжая на наш клирос, я пела увереннее, и исчезло ощущение какой-то неполноценности перед другими. В процессе обучения приходилось петь в разных московских храмах, была возможность больше практиковаться одной на своей партии и пробовать петь другие партии (сопрано или тенора). Я стала реже посещать свой клирос из-за отдаленности нахождения храма. Но лишь в процессе пения в других храмах, я четко поняла, как много мне дали эти два года пения в профессиональном хоре.

На Страстную и Светлые седмицы удалось получить еще огромную порцию певческого опыта – пришлось петь спонтанным коллективом, каждый раз с разными регентами и без спевок. Так получилось, что в храме отсутствовал хор именно перед Страстной седмицей.   

Сейчас Господь все так устроил, что я пою в храме совсем рядом с домом. 

Путь мой на этом не закончен, более того, он только начинается по-настоящему. Ведь чем больше учишься, тем больше кажется, что еще так много не умеешь. Постепенно начинаю также осваивать регентское дело, ведь основная моя клиросная мечта – это стать регентом. 

Надеюсь, это станет четвертой ступенью моего клиросного развития. Когда-то я управляла телами людей на танцполе, а теперь хочется управлять их голосами, чтобы они молитвенно воспевали Творца!

Послесловие

Может быть, мой рассказ станет полезным для всех тех, кто терзается в сомнениях или страхах. Просто доверьтесь Богу и молитесь. И помните слова Господа «дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя» (Мф, 9:22), а также «Не бойся, только веруй» (Мк, 5:36; Лк, 8:50).

И еще хочется сказать: 

обязательно при возможности получайте специальное церковное певческо-регентское образование. Это действительно важно! Церковное пение имеет свои определенные особенности, и никакое самое высшее музыкальное образование не охватывает эти особенности. Ведь не просто так на, казалось бы, даже обычные певческие курсы идут люди со специальным музыкальным образованием, в том числе и дирижерским. Такие специальные учебные заведения ведь задачей ставят не только выпустить музыкально образованных людей, но и людей, разбирающихся в богослужении и сохраняющих церковно-певческие традиции, заложенные еще святыми отцами церкви.  

                            

Читайте далее - становление регента:
Блок историй "Записки начинающей регентши"
Часть 1
Часть 2

Другие статьи и рассказы:

Клирос - это моя жизнь!

О поступлении на певческие курсы
Кисточка в Божьих руках
Жизнь и клирос православных приходов за рубежом

---

[1] Это не опечатка. К сожалению, это так. Стихиры в том приходе всегда читали, а не пели.