Хвалите имя Господне
Во втором
семестре каждый из учащихся должен был в качестве зачета по обиходу провести
полиелейную службу. У меня она случилась значительно раньше, в самом начале
семестра, и проводила я её без подготовки.
Всё было, как
обычно. Придя на клирос во вторник вечером, Н.С. «стрельнула» взглядом на одну
из сокурсниц, но та стала мотать головой в стороны, тем самым показывая, что
службу проводить не желает. Следующей «жертвой» была я. Я пыталась уговорить
себя внутри, что я всё не так поняла, не может Н.С. дать нам полиелейную службу
вот так сразу, и я не смотрела на неё. Но чувствуя на себя взгляд преподавателя,
я подняла глаза в её сторону.
- Ирочка, вы
читаете вопрос в моих глазах?
Читаю, читаю. На
свой страх и риск и надеясь на помощь свыше, я согласилась провести службу.
Поскольку
включаться в роль регента мне пришлось внезапно, я особо нервно себя ощущала перед
началом, с трудом могла настроиться на спокойную волну. Постепенно собирались
певчие. Помимо сокурсницы, была уже знакомая практикующая регент С., с которой
мы совсем недавно пели Отдание Рождества Христова и одна девушка с певческого
отделения. На лавочке, упершись в мобильник, сидел незнакомый мне молодой
человек, видимо, петь он будет басом. Но во время службы особую его активность
я не наблюдала. Ещё бы, ведь на эту службу пришёл бас, который всех басов
перебасит – громогласный красавчик К. Он отбился от правохорного «стада», с
которым мне в свое время довелось визуально познакомиться, и периодически
посещал праздничные левохорные службы. Пел он очень чисто, видно обладал
хорошей музыкальной базой. На службах он всегда выполнял роль канонарха и во
время величания, исполняемого клириками, пел максимально громко, чтобы всячески
привести их в нужное звучание. У них же это не всегда получалось, и звучала вся
эта красота вместе довольно сумбурно, прямо почти полифония, только сильно
«страдающая». И каково пришлось мне, среди этого смешанного звукового каламбура
найти всё же нужную тонику, чтобы дать хороший тон на величание, уже
исполняемое хором. Конечно, я цеплялась за басика.
Обычно я сама
канонаршила на проводимых мною службах. Но при наличии баса К. было бы разумно
не отнимать у него эту роль. Надо же, когда-то начинать пробовать и так, когда
другой канонаршит. Впрочем, никакой проблемы это не составляет, если у тебя
музыкальный канонарх, и он не возгласит в иной тональности.
Н.С. сказала,
чтобы я сама регулировала темп на стихирах, видимо, имея в виду, что я могу особо
не спешить, поскольку стихиры показываю «с листа», без подготовки. Но со
служившим в этот день отцом А. темп сам задался достаточно быстрый. Каким-то
чудом я успевала включать регентский взгляд и вовремя всё показывать. До
прокимна мы просто долетели. То, что я этот прокимен не знаю, как показывать, я
поняла только в процессе, и в процессе же разобралась с показом. Тропарный блок
«порадовал» меня 8-м гласом, да ещё и тропарь был длиннющий. Я реально
струсила. Но Н.С. успокоила меня, сказав, чтобы я показывала не спеша. Всё
получилось, если не считать сползших со своей ноты альтов. Бас в недоумении
посматривал то на сопрано, которые твёрдо продолжали держаться на своей ноте,
то на альтов, ожидая, когда они исправятся. В итоге он так же как и сопрано не
стал никуда дёргаться.
Шестопсалмие.
Снова тропарный блок. Поскольку службу я не готовила, у меня из головы
совершенно вылетело, что перед ним надо спеть ещё и «Бог Господь», а тропарь поётся
дважды. Но ведь в нашем хоре были сильные, умные, знающие устав певчие-регенты.
Они открыли для меня нужную страничку, и память моя воспрянула.
Кафизмы.
Приближаемся собственно к виновнику торжества – полиелею. «Хвалите имя
Господне» я не собиралась показывать. Я даже и не думала, что мне доверят
больше вечерни. Я отказываюсь показывать, но Н.С. настаивает. Я пытаюсь
аргументировать, что я не готовила его. Преподаватель не сдаётся. Взяли, самый
простой полиелей Киево-Печерского распева. Уже и басик меня поддерживает: он
споёт вне зависимости от того, покажу ли я ему его соло-ноту или нет. Что ж
буду показывать на пульсации, как нас учили по дирижированию поступать, если
регент не изучал произведение и показывает с листа. Спели. Вот только даже мне
самой не хватало «нормального» показа. Это было сложнее сделать с листа, чем стихиры.
Буквально на
днях на уроке дирижирования нам объясняли запрещающий жёсткий жест регента и в
качестве примера, где его можно применять в исключительных случаях, назвали
пение «Аллилуия» после величания. Поскольку певчие по привычке на автомате
могут спеть «Аллилуиа» трижды (а в этом месте службы хор должен петь два раза, после
чего клирики поют последний третий раз), то нужен достаточно жёсткий прием,
чтобы они поняли, что надо замолчать. Вот тут я и вспомнила про это и решила немедля
применить на практике. Для достоверности, когда начали петь первое «Аллилуиа» я
показываю Н.С. два выставленных пальца, тем самым ожидая её одобрения, что петь
нужно дважды. Она кивает. К примеру, у нас в храме священники не поют вообще, а
все три раза исполняет хор, поэтому всегда важно заранее узнать традиции пения
в конкретном храме. Мы допеваем второй раз, и я применяю этот жест. Может, он
был не достаточно резок, но хор меня понял, а Н.С. показала одобрительный жест
в виде большого пальца вверх, что у нас означает «отлично». Мелочь, а приятно.
На «Господи
помилуй» перед чтением Евангелия я задала правильный тон, но сама в этом
засомневалась и вопросительно смотрела на Н.С., в ожидании одобрения или
исправления тона. Смутило меня, как выяснилось позже, то, что задала я его не
от тона дьякона, поэтому он показался мне странным. Из-за моего замешательства
спели скомкано. Но позже на таком же тоне я исправилась и сделала всё
правильно. Не могу пока привыкнуть к роли регента. Случаются моменты, как с
этим тоном, что я словно жду, что певчии сами запоют. Но ведь не запоют, они
послушно ждут дальнейших указаний регента, и если он не двигается и ничего не
делает, они тоже ничего делать не будут. Был момент, когда я буквально «вылетела»
из тональности и дала неудобный тон на ектению. Хотелось всё бросить, передать
ещё кому-то бразды правления и просто петь. Но поскольку все спокойно ждали
моих дальнейших указаний, я исправилась с тоном, и служба пошла своим чередом.
Начался канон.
Ирмосы были на 8-й глас, который я отлично показывала на своей первой службе,
помня, как меня учила В., поскольку на наших курсах мы его показ ещё не
изучали. Но в этот раз я почему-то показывала его иначе, по долям, что было
менее удобно для восприятия певчими.
Ближе к концу
канона, прошедший мимо нас в алтарь дьякон, попросил «тончик пониже». Я
занервничала. Н.С. озвучила вслух, что мы в соль-мажоре.
- Конечно,
соль-мажор. Ну любит меня эта тональность, что поделаешь. И я её тоже, –
сказала я, улыбаясь, чтобы как-то оправдаться. Сама же думала о снижении тона.
Был бы у меня с собой мой камертончик, я бы быстро исправилась, а тут не знаешь
на что опереться. Стала внимательно слушать чтеца и построила тон от его
достаточно низкой ноты. Я вопросительно поглядывала на Н.С., ожидая её одобрений
или замечаний. Но она говорила, что это моё право, могу следовать просьбе
дьякона, могу остаться там же. Соль-мажор – нормальная тональность. По моим
ощущениям я всё же снизила тон, мы были примерно в фа-мажоре, может чуть ниже.
После службы Н.С. сообщила, что она очень оценила этот момент, что я снизила
тон и дальше оставалась в нём.
Служба
закончилась. Певчие быстренько разбежались. Я пребывала в состоянии небольшого
шока, переваривая произошедшее.
На этой службе я как-то скомкано себя ощущала, мне
казалось, я ничего не могу и ничему не научилась. Возможно, мешала атмосфера на
клиросе, кто-то «сидел» в мобильнике, другие разговаривали. Надо хоть раз
встать на место регента, чтобы на себе ощутить, какое внимание должно быть во
время службы. Это полное сосредоточение. Регенту не до разговоров. Он весь там,
в службе, словно в каком-то ином пространстве, в огне. А певчие, которые не с
ним, а заняты своими делами, они в другом мирке. Будто невидимая стена
разделяет. Это трудно объяснить. А соединение происходит во время пения, по
крайней мере, должно происходить, если души всех направлены к Богу, на молитву.
Молитва певчего – она иная, не так как мы часто
привыкли думать о молитве, когда она выражается в прочитывании определенного
текста. Певчий поёт текст, но из-за сосредоточения также и на музыкальной
части, он не уделяет тексту именно разумом большого внимания. Но его душа, она
может молиться в этот момент сама, если певчий настроен на молитву. Он делает
своё дело, поёт, а душа сама молится при должном внимании певчего.
Регенту нужно всегда помнить, что певчие часто там
в своих мыслях, они не думают, как регент, им надо пальцем показать, что поём,
объяснить, какой текст «вставляем» на Величании и быть уверенным, что каждый
это услышал. Повезло тому регенту, у которого есть хороший помощник из певчих.
- Чем больше, я практикуюсь, тем больше мне
кажется, что я ничего не умею, – делилась я своими ощущениями с Н.С.
- Это нормально, Будет время, вы ещё будете думать,
а зачем я всем этим стала заниматься, – отвечала преподаватель.
Не хотелось бы мне, чтобы такие мысли меня стали
посещать. Но на четвертой, пятой службе Господь уже не дает столько благости, а
пускает больше в свободное плавание, словно говорит как апостолу Павлу «довольно
для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи»[1].
Тем самым Он показывает все «острые углы», трудности регентства и своего рода
беспомощности самостоятельно совладать с определенными ситуациями. И это далеко
не только музыкальные моменты. Обнажается человеческая немощь. Если певчий
должен бороться только со своей немощью, то регент – и со своей и с немощами
своих певчих.
Я снова противилась и говорила Н.С., что как же это
трудно и скомкано, проводить службу без подготовки. Но она вновь настаивала на
необходимости таких служб, потому что особенно в наше современное время регенту
часто приходиться сталкиваться именно с внезапностью проведения службы.
И вот в следующий вторник на роль регента снова
была выбрана я. В ответ на моё удивление кто-то сказал, что нужно провести две
службы подряд. Что это? Надеюсь не из ряда суеверия.
Пришлось быстро включаться в роль регента. Это
происходит словно смена внутреннего состояния. Если приходишь и настраиваешься,
что будешь только петь – это одно, а проводить службу – другое и требует максимальной
сосредоточённости. И я ведь понимаю, что ничего не могу сама, без Господа.
Начинаю усиленно молиться.
Смотрю стихиры Минеи (служба была преподобному
Ефрему Сирину). Н.С. на эту тему хорошо подметила, сказав «готовимся к Великому
посту». Глас 1, подобен «Небесных чинов». Совершенно не ожидая положительно
ответа, я предлагаю спеть на подобен и к своему удивлению получаю согласие. Я
так опешила от неожиданной радости, что стала нервно просматривать стихиры на
предмет их верного разделения на подобен. «Опять требует правок, – думаю я и
отмечаю карандашом своё видение разделения стихиры».
- Ирочка, вы верно стихиры поделили? – спрашивает
Н.С.
- Да, да, конечно, всё разметила верно – уверенно
отвечаю я.
Наступает момент их пения. Начали, слава Богу! Поём,
заканчиваем первую. Что-то как-то странновато, – подумала я, не понимая в чём
дело. Поём следующую, то же самое. И тут я понимаю, в чём странность. Почеркала
я карандашиком неверно и поделила стихиры так, что они заканчивались первой
мелодией, а должны второй по структуре и правилам распева на данный подобен. Это
была моя ошибка. Но ведь спели же, спели чисто, никто не ошибся, не удивился и
ничего не заподозрил. А прихожане они вообще не знают таких тонкостей. А всё
потому, что я сама была абсолютно уверена, что всё правильно делаю. Покажи я
хоть каплю сомнения, стихиры могли бы «развалиться».
Рискнула я на этой службе и ещё раз. На стиховне
утрени Богородичен было положено петь на подобен «Егда от древа». Н.С. опять
дала добро. И мы очень хорошо и умилительно его спели.
Keine Kommentare:
Kommentar veröffentlichen